«Человек в тельняшке»

Рассказала я про Дашу и подумала: до чего же прилипчивая штука – прозвище. 
Помню, в школе я бы и не обернулась, если б меня окликнули по имени, зато 
мгновенно реагировала на Рыжую; на первом уроке в первом классе Вася обратился 
к учительнице: «Тётя, можно выйти?» – и до десятого класса проучился под именем 
Тётя; худой и длинный Дима был прочно поименован Оглоблей, а Слава носил 
обидную, но заслуженную кличку Пузо, так как всегда таскал в ранце баранки и 
грыз их во время уроков. Жаль, что филологи без особой охоты разрабатывают 
такую золотоносную жилу: ведь когда-то именно прозвища наших предков 
становились фамилиями, которые мы до сих пор носим.
Вот уже седьмой год ребята в УПО между собой называют Чепурина Тельняшкой – 
дружелюбно и с симпатией, потому что подполковник, несмотря на свою отнюдь не 
показную строгость, справедлив, умён и обладает превосходным чувством юмора. 
Иногда ребята попадаются: «Погоди, вот вызовет тебя Тельняшка на ковер!» – а 
Чепурин тут как тут. Если он не в настроении, то может без всякого 
обезболивания снять с охальника стружку, но чаще делает вид, что не слышит, тем 
более что после юношеской службы на флоте всеми правдами и неправдами достаёт и 
носит свои любимые тельняшки.
Чепурин – ближайший друг и помощник Кожухова; в одном они похожи, как близнецы, 
в другом – антиподы. Оба до мозга костей пожарные, в высшей степени компетентны 
и лично храбры, но в отличие от Кожухова, который непримирим к малейшим, даже 
не очень существенным недостаткам, Чепурин относится к ним с иронией. У него 
вообще типично ироничный склад ума, допускающий терпимость и милосердие – 
подобный ум, как мне кажется, лучше приспособлен к нашей неупорядоченной жизни 
вообще и к пожарной службе в частности: идеального порядка всё равно никогда не 
добьёшься, а раз так, то держи и руках вожжи, не позволяй вылезать из оглоблей 
и закрывай глаза на мелочи. Там, где Кожухов беспощаден, Чепурин строг, Кожухов 
строг, Чепурин снисходителен, Кожухов поругивает, Чепурин посмеивается; если 
ослушаться Кожухова и думать не смей, то с Чепуриным можно иной раз чуточку 
поспорить – словом, хотя ребята искренне уважают обоих, под началом Чепурина 
служить легче. Что касается меня, то я люблю и того, и другого, и если с 
Чепуриным общаюсь чаще, то лишь потому, что Кожухов едва ли не самый 
загруженный человек и городе.
Сказать, что мы с Чепуриным дружны, было бы преувеличением, но явно и 
откровенно друг другу симпатизируем, и единственное, что нас удерживает от 
общения семьями, это Васина щепетильность: всё-таки прямой начальник, как бы 
кто-нибудь что-нибудь о чём-нибудь не подумал. Но в Дедову библиотеку Чепурин 
наведывается частенько, а для Деда в отличие от Васи субординация – пройденный 
этап, тем более что Чепурина Дед знал ещё мальчишкой и в люди выводил, когда 
тот после флота окончил пожарное училище и явился на службу желторотым 
начальником караула.
Чепурин значительно старше нас, ему уже сорок пять – годы, когда «по крышам 
лазать неохота, а если приходится, то безо всякого удовольствия», как 
посмеивается он. Я добавлю – а частенько приходится, так как начальник штаба 
пожаротушения («доверяй, но проверяй!») любит своими глазами видеть, как 
работают его ребята, «вверх растут или вниз».
В городе Чепурин фигура известная, не столько потому, что он в самом деле 
потушил немало пожаров и лично спас десятки людей, о чём мало кто знает, 
сколько потому, что «попал на перо» одному восторженному журналисту, который 
после Большого Пожара тиснул в газете на целую полосу очерк «Человек в 
тельняшке» с фотографией. Несмотря на то, что автор руководствовался лучшими 
намерениями, в очерке, помимо чистой правды, оказалось столько патоки, что 
Чепурин краснел, бледнел, хватался за голову и поклялся отныне не давать 
интервью ни за какие посулы.
Я самонадеянно решила, что для меня он сделает исключение, но какое там! Узнав, 
что я собралась о нём написать, он ясно и недвусмысленно дал понять, что в 
ближайшие пять-десять лет будет сильно занят, а когда я обиделась, послал мне с 
Васей в подарок изящную игрушечную метлу (с лёгкой руки Димы я прослыла в УПО 
ведьмой). Но, как известно, у каждого мужчины, каким бы он ни казался 
совершенством, есть своя ахиллесова пята! Один тает от нежности, другой от 
похвал, третьему больше всего на свете хочется казаться сильным и т.д. Вот эту 
слабинку я и нащупала. Позвонила Чепурину: «Андрей Иванович, можете от меня не 
прятаться, больше приставать не буду. – Вот умница, обрадовала, честное 
слово! – А почему вы не спрашиваете, что я придумала? – Так, так… 
(настороженно), выкладывай… – Я решила от начала до конца, без всяких купюр, 
процитировать „Человека в тельняшке“!»
Вот тут-то Чепурин и всполошился. Боже, как он меня поносил! – И ведьма, и 
шантажистка, и архивная мышь (за мышь извинился), и музейный экспонат, и 
гангстер в юбке – и, выдохнувшись, сдался. Ещё бы не сдаться, в очерке были 
такие перлы: «От проницательного орлиного взгляда красивых чёрных глаз 
подполковника не ускользало ничего», или: «Вперёд! – взывал он. – Пожарный 
презирает опасность! Рукава – к бою!», и ещё самое главное: «Вынося на руках 
миловидную, но беспомощную женщину, Чепурин бережно прижимал её к себе: ведь на 
её месте, растроганно думал он, могла бы оказаться моя жена». И другие подобные 
красивости, одно лишь упоминание о которых приводило Чепурина в ярость.
Я положила руку на боевой устав и поклялась писать правду и только правду.