|
окна валит к другому, крики, обмороки… Помните, я вам говорил, что дым шёл
из-за деревянной решётки, где вентиляция, мы её ещё несколькими шторами
задраили, так вдруг оттуда как полыхнет! И не какой-нибудь язык пламени, а
будто волна огня – и на нас, кто ближе к решётке был… На этом разрешите
закончить и передать слово Саше, поскольку всё дальнейшее рисуется мне в
совершеннейшем тумане.
– Тогда многих обожгло, – кивнул Ковальчук. – На нескольких женщинах платья
загорелись, по полу стали кататься, с такими криками… Я никогда не видел, не
знал, как это страшно, когда на человеке горит одежда… Мы их оттаскивали, огонь
с них сбивали, ну, чем придётся – ладонями, кто воду из бутылок лил, даже
огнетушителем… Толя не сказал, что Арбуз чуть ли не с самого начала велел нам
отовсюду, где только можно, собрать огнетушители. Вадим Петрович очень помог,
он в добровольной пожарной дружине состоял, знал, где и что. Всего у нас
огнетушителей было штук восемь или девять, без них, наверное, нам пришлось бы
худо. Не стану категорично утверждать, что ресторан бы сгорел, но именно с их
помощью мы ту волну всё-таки потушили, так что с огнетушителями нам очень
повезло. Только пятерым, кого сразу обожгло, не повезло, и ещё двоим, которые в
туалет на нижний этаж спустились – пламя как раз через них прошло, а помочь
было, некому… Анна Алексеевна в дальнем углу что-то вроде лазарета устроила,
метрдотель аптечку принёс, но разве поможешь в таких условиях обожженным? А
ведь, кроме них, ещё и другие пострадавшие были, помните, в первой давке у
дверей. Мы на себе рубашки рвали, в чайной заварке смачивали, и Анна Алексеевна
на обожженных накладывала. В темноте их крики сильно на нервы действовали, не
мне вам рассказывать, как им было больно, и в этой обстановке многие за столы
уселись, стали глушить себя спиртным, кое-кого даже силой приходилось унимать…
Словом, как констатировал Арбуз, не таким он мыслил себе свой юбилей. Боюсь,
что у пожарных, когда они к нам вошли, создалось о нас весьма превратное
представление, не так ли?
– Ну что вы, – улыбнулся Клевцов. – Вполне интеллигентное общество, очень
приятно было познакомиться.
– Лучше бы при других обстоятельствах, но очень приятно, – вторил ему Юрий
Кожухов. – Правда, Володя?
– Как будто на праздник пришли, – подтвердил Уленшпигель. – На маскарад.
Женщины в тогах, как римские мадонны, мужики в рубахах и майках щеголяли.
Только цветов, помню, не было.
Ковальчук засмеялся, выдернул Уленшпигеля из-за стола и легко поднял его на
руки.
– Вот этот… входит в противогазе…
– Положь, где взял, – проворчал Уленшпигель. – Клюкву лучше подними.
– Представьте себе, – опуская Уленшпигеля, продолжил Ковальчук, – будто из
колонны вдруг выходят три призрака, три чёрных инопланетянина, освещают нас
фонарями, а мы смотрим на них, остолбенелые, догадываемся, кто это, и как
грянем: «Ура! Да здравствуют пожарные!» И каждый норовит их обнять, хоть рукой
дотронуться, убедиться, что не сон – шутка ли, пожарные до нас добрались!
Никогда ещё не видел, чтобы люди так захлёбывались радостью. Ведь если к нам
есть вход, то должен быть и выход!
– До чего глубоко и здорово сказано, – восхитился Уленшпигель, – сразу видно,
что учёный, кандидат наук. Только малость обидно: я-то думал, вы просто
обрадовались с такими людьми, как мы, познакомиться, а у вас, оказывается,
задняя мысль была – побыстрее на выход. А кто был тот крупный мужчина, который
у товарища капитана Клевцова, а тогда лейтенанта, чуть руку не оторвал,
требовал, чтоб его немедленно и с удобствами вывели?
– Не иначе, как этот выступальщик Глебушкин, – догадался Сергей Антоныч.
– Он самый, – засмеялся Ковальчук. – Арбуз прикрикнул на него, чтобы не позорил,
а Глебушкин как рявкнет в ответ: «Можете командовать у себя в кабинете!» А
Арбуз: «Ай-ай-ай, вы же всего полтора часа назад мною восхищались!» И Анна
Алексеевна: «Аркадий, пора бы тебе стать более осмотрительным в выборе друзей,
не забудь, что ты уже стал совершеннолетним». Тут кто-то подбежал и стал
уговаривать пожарных выпить, а Володя Никулькин – это теперь мы знаем, кто ты
такой! – очень вежливо сказал: «Что вы, товарищ, я сегодня в газете читал, что
алкоголь вреден для здоровья». Потом он нам стал рассказывать всякие весёлые
байки, но нам уже было не до них, хотелось скорее спуститься…
– Володя вам зубы заговаривал, – пояснил Кожухов. – По штурмовкам мы вас
спускать не могли, для этого бы несколько часов потребовалось, а вести вниз без
противогазов – опасно, внутренние лестницы были ещё задымлены. Вот и пришлось
тянуть время, пока наши снизу не подошли.
– И заключительная сцена, – торжественно, сказал Ковальчук. – Стали мы
спускаться вниз, первыми пострадавших вынесли – там на каком-то этаже что-то
вроде медпункта было, и окна на маршах разбиты, перила перекручены, гарь,
копоть… Спустились на крышу главного здания, там снег, ветер, мы бегом по крыше
на правое крыло, где люк, полуголые – кадры для документального кино! А уже
внизу стали договариваться с пожарными, чтобы встретиться на будущей неделе,
отметить, только наша встреча не состоялась, как-то не до этого было: хоронили
товарищей…
– Мы тоже, – сказал Клевцов.
Заключительное слово автора
|
|