Владимир
Маркович
Санин

Безвыходных положений не бывает

«Человеку свойственно улыбаться, улыбка—постоянный спутник радости, хорошего 
настроения. Хмурых людей не любят, как не любят осенние тучи». Поэтому в жизни 
никогда не мешает лишний разок посмеяться над собой и над ситуациями, в которые 
мы иногда попадаем. И почитать рассказы В. М. Санина, рекомендующего 
отправляться в путешествие: далекое, например на Памир, или короткое, на 
соседнюю улицу, – с улыбкой.



О ПРАВЕ НА МЕМУАРЫ

Я проехал восемьсот километров по дорогам Памира. Десять дней меня болтало и 
швыряло, подкидывало и било о стенки кабины «газика». Я наслаждался и страдал, 
восторгался и проклинал, называл себя счастливчиком и последним ослом– в 
зависимости от ситуаций, которые менялись чуть ли не с каждым поворотом колеса. 
Я познакомился со многими людьми. На всем Памире, наверное, людей живет не 
больше, чем в моем районе Химки-Ховрино, но встречался и разговаривал с людьми 
я чаще. Видимо, горный воздух располагает к общению.
На Памире я летал на самолетах, ездил на машинах, катался на ишаке и ходил 
пешком. Я ел мясо яка и пил молоко памирской коровы ростом с нашего теленка. Я 
жил на пограничных заставах, на берегах бурного Пянджа и видел, как спускаются 
к реке прекрасные афганки. Я играл в волейбол на высоте 2200 метров над уровнем 
моря – это высота Мехико, учтите, олимпийцы. Я охотился на дикого кабана и едва 
не сломал себе шею.
Надеюсь, я вас убедил» что имею законное право на мемуары.
Но прежде всего – о дороге на Хорог.



ДОРОГА НА ХОРОГ

Знаете ли вы, что такое Хорог?
Возьмите карту и найдите Душанбе, столицу Таджикистана. Теперь отправляйтесь на 
юго-восток, километров на триста…
Нашли? Позвольте в порядке расширения географического кругозора напомнить, что 
Хорог – центр Горно-Бадахшанской автономной области, жители которой смотрят на 
мир свысока. Не потому, что они такие уж высокомерные и утонченные аристократы, 
упаси бог! Просто они живут выше всех, на «крыше мира», ибо город Хорог – 
столица Памира, великой страны легендарных, неприступных гор.
Я расскажу вам о дороге на Хорог на тот случай, если вам придет в голову 
счастливая мысль его посетить. Прежде всего не рассчитывайте на поезд: 
ближайшая стальная магистраль проходит в сотнях километров от Памира. Летом 
можно за два-три дня преодолеть на автомашине километров шестьсот горных дорог– 
это доставит много радости любителю острых ощущений, ибо машина частенько будет 
проноситься в сантиметрах от бездонной пропасти. И наконец, самолет.
Я расскажу вам о воздушной дороге на Хорог. Она открыта всегда, за исключением 
тех дней, когда нет погоды. А погоды обычно нет. То есть она есть, но нелетная. 
Ибо когда на Памире облачность – лететь нельзя. Даже самые отчаянные воздушные 
асы в таких случаях ограничиваются лишь проклятьями. Потому что помимо скрытых 
облаками пяти– и шеститысячников на воздушной трассе Душанбе – Хорог есть еще и 
Рушанское окно, о котором речь впереди.
И когда погоды нет, Памир закрыт. О нем можно думать, его можно даже видеть, но 
попасть на него невозможно. И десятки людей долгими неделями сидят на аэродроме 
в Душанбе, молитвенно глядя на небо. Сидят отпускники-пограничники и партийные 
работники, ученые и колхозники, снабженцы и студенты – погоды нет для всех. А в 
Хороге точно так же десятки людей с трогательной наивностью смотрят на небо: 
они должны попасть в Душанбе, а оттуда – в Москву, Куйбышев и Читу.
Но погоды нет. Облака закрыли Памир на железный замок.
Мне неслыханно повезло – я ожидал погоду всего двое суток. Наутро третьего дня 
меня разбудили и голосом, каким поздравляют при выдаче ордера на квартиру, 
сообщили, что над Памиром безоблачно. И через час я летел, удостоенный 
величайшей чести, доступной на самолете, – командир корабля пригласил меня в 
кабину.
Незадолго до отъезда на Памир я беседовал с одним знакомым, который вернулся из 
Швейцарии. Он закатывал кверху глаза и захлебывался от восторга. Он кричал, что 
видел такие горы, от которых захватывает дух. Ах, эти Альпы! Ах, Монблан!
Самолет набрал высоту, и я засмеялся тихим торжествующим смехом. Куда ты 
суешься со своими Альпами, жалкий хвастун? Да знаешь ли ты, что твой 
пресловутый Монблан здесь, на Памире, заблудился бы и затерялся, как школьник 
на стадионе в футбольный день? Ты бы сейчас бегал по самолету, заглядывал во 
все окна и жалобно блеял: «Монблан, где ты? Куда ты запропастился?»
Передо мной раскрывалась картина, написанная величайшим на свете художником. 
Миллионы лет назад, в период земных катаклизмов, из бурных и дрожащих от 
чудовищного напряжения недр вырвались эти хребты. С тех пор многое изменилось