– Или бери лошадь, – предложил первый.
– Мерин свободный, – заглянув в книжечку, уточнил второй.
– Хорошо, запрягайте! – нетерпеливо воскликнул я и гоголем прошелся вокруг Васи.

– Не забудь главному сказать, что я разыскивал Шишкину на всех видах 
транспорта!
Вася хмыкнул и произнес голосом конферансье, объявляющего очередной номер:
– Разрешите представить – персональный мерин!
Я обернулся – и мне стало нехорошо. Вместо ожидаемой коляски или, на худой 
конец, телеги ко мне подводили старую, тощую и вдобавок одноглазую лошадь, на 
спине которой вместо седла лежало ветхое одеяло.
– Лихой конь! – сообщил старик, всовывая в мою руку уздечку. – Барон звать. 
Садись на иху светлость и езжай к Верке на участок. Через часок вернешь.
Мне сильнейшим образом захотелось вернуть Барона немедленно, но вокруг, 
предвкушая редкое зрелище, собралась целая толпа любопытных. Было бы 
несправедливо разочаровывать этих людей. К тому же мерин казался самой смирной 
и покорной лошадью на свете. Он был настолько жалок, что я подумал: отказаться 
от его услуг – значит обидеть славное животное, лишить его последнего шанса 
послужить человеку.
– Где вы разыскали это полезное ископаемое? – пошутил я, похлопывая Барона по 
тощей шее. – Судя по внешнему виду, этот рысак – современник Тита Флавия 
Веспасиана. Вы не откроете тайну, как он передвигается без инвалидной коляски?
Барон, который до сих пор уныло стоял, перебирая ногами, вдруг скосил на меня 
единственный глаз, и столько было в нем неожиданной хитрости и ехидства, что я 
внутренне ахнул. «Эге, – подумал я про себя, – здесь нужно держать ухо востро. 
Кажется, штучка с секретом».

– Ну пока, – сказал я Васе и лихо подпрыгнул, как это делали герои ковбойских 
кинофильмов, но Барон отодвинулся ровно настолько, чтобы сделать мой прыжок 
самой бесполезной на свете затратой сил. Так повторилось несколько раз, к 
большому удовольствию местных зевак. Особенно развеселилась эта компания, когда 
кто-то принес для меня лестницу-стремянку. Тогда за честь редакционного мундира 
вступился Вася, который схватил меня в охапку и рывком забросил на лошадиную 
спину. Едва успел я принять гордое вертикальное положение, как Барон встряхнул 
меня – думаю, для того, чтобы насладиться лязгом моих челюстей, – и отправился 
в путь со скоростью, которая вызвала бы презрительную усмешку у разморенной на 
солнце черепахи.
– Дядя, не превышай шестидесяти километров в час! – радостно завопил какой-то 
рыжий мальчишка.
Другие тоже что-то кричали, но я обращал на них такое же внимание, как 
утопающий на горный пейзаж. Мои глаза полезли на лоб. Дело в том, что хребет у 
Барона оказался столь острым, что о него можно было точить карандаши, и на 
каждом шагу я испытывал такое ощущение, будто сейчас распадусь на две равные 
половины. А чтобы не возникало никаких иллюзий, Барон два-три раза в минуту 
меня встряхивал, чутко прислушиваясь к исторгаемым мною воплям. Поражаясь 
собственной ловкости, я на ходу снял куртку и подсунул ее под себя. Стало легче.
 Настолько, что я нашел в себе силы оглянуться и убедиться в том, что мы едем в 
противоположную сторону. Я пробовал указать их светлости на ошибку и подергал 
уздечку, но добился лишь того, что Барон чуть не куснул меня за ногу. Потом 
покосился на меня, и в его хитрющем глазу было недвусмысленно написано: 
«Сиди-ка ты лучше спокойно, дружок. И не вздумай с меня соскочить. Предупреждаю 
честно: сбегу. Неделю будешь искать!»
Высказав эту мысль, Барон стал на краю дороги и начал делать вид, что любуется 
закатом. Я горько рассмеялся, настолько неслыханно глупой была ситуация. Я, 
корреспондент областной газеты, добрую сотню километров трясся по проселочным 
дорогам только для того, чтобы угождать прихотям старого одноглазого самодура!
– Эй, приятель! – обратился я к проходившему мимо парню. – Не хочешь ли 
прокатиться до правления? Я не эгоист!
Юноша прыснул и посмотрел на меня с оскорбительным сомнением.
– Не хочешь – не надо, – уныло произнес я. – Тогда скажи хотя бы, как 
развернуть их светлость на сто восемьдесят градусов?
– Вот это другое дело, – понимающе проговорил парень. – Эй, Барон! – крикнул он.
 – В сельпо привезли свежее пиво!
Нужно было видеть, как ожила эта старая кляча! Барон развернулся, по-молодому 
взбрыкнул копытом и галопом помчался вперед, так помчался, что лишь пыль да 
куры разлетались в разные стороны! Я вцепился руками в нечесаную гриву и трясся,
 как горох в погремушке. Не сбавляя пары, Барон пролетел мимо правления колхоза,
 обдал брызгами из лужи редакционный «Москвич», проскакал еще метров двести и 
как вкопанный остановился у палатки сельпо.

Очевидцы потом долго спорили, как оценить мой акробатический этюд. Одни 
утверждали, что это было двойное сальто средней сложности, а другие – что 
минимум тройное, с поворотом и кульбитами. Все были очень довольны эффектным 
зрелищем и особенно тем, что во время последнего кульбита я свернул шею злющему 
козлу (за которого до сих пор плачу из каждой получки).
Разумеется, никакая сила в мире не заставила бы меня вновь сесть на гнусного 
пропойцу, который променял своего седока на смоченную в пиве корку хлеба. 
Проклиная телефонный звонок, главного редактора и всех сивых меринов на свете, 
я, прихрамывая, побрел к машине.