количеству слопанной пищи, а по оперативности, инициативе и верности принятым 
обязательствам. Текст все помнят?
– «Находясь в ясном уме и твёрдой памяти, – бормочет Гвоздь, – обязуюсь…»
– Достаточно. Учтите, кроме Анны Федоровны и меня, вы никому не подчиняетесь, 
не мальчики на побегушках. В скандалы с переселением не суйтесь, следите за 
ситуацией и действуйте без папиных советов. Надя, когда Гвоздь начнёт 
домогаться твоей руки, положи ему на головку пузырь со льдом или отхлещи 
веником. Спать по утверждённому Олегом графику. У меня всё.
– Спасибо за доверие, чиф, – гудит Олег. – Зонтик с собой берёшь?
Мы смеёмся. Как-то на лекции для туристов я сострил, что от лавины можно 
отгородиться раскрытым зонтиком, и один недоразвитый чайник воспринял это со 
всей серьёзностью – не расставался с зонтиком ни на минуту. Мне не очень 
хочется смеяться, на душе у меня скребут кошки, но я люблю, когда ребята живут 
и работают с настроением. В лавинную опасность у нас не принято говорить о 
потерях, о них мы будем говорить потом, когда позволим себе расслабиться.
– Удачи! – напутствует мама. – Максим, ты помнишь…
– Да, мама, только учти, я не при телефоне.
– Тогда запусти ракету.
– Красную, зелёными мы будем обмениваться с Муратом.
– Хорошо, красную. И береги Васю.
– Анна Федоровна… – бурчит Вася, который по оживившимся лицам ребят 
догадывается, что мамино пожелание ещё сработает. Он прав, едва мы успеваем 
перешагнуть порог, как эти негодяи раскрывают пасти и дружно орут: «Береги 
Васю!» Они продолжают скандировать, пока мы не скрываемся в вездеходе, в 
котором нас ждёт Леонид Иваныч со своей командой.
Снег валит валом. По приказу Мурата бульдозеристы расчищают нам шоссе. Мы едем 
в сторону Бектау, за «Чертов мост», где на бетонированной площадке установлена 
крупнокалиберная зенитка, пристрелянная к лавинам от седьмой до пятнадцатой. 
«Старая артиллерийская лошадь услышала зов трубы!» – смеётся Леонид Иваныч. Он 
откровенно доволен, по окончании войны стрелять ему доводится не часто, а это 
дело он любит – в войну артиллеристом был лихим, четыре боевых ордена за 
красивые глаза тогда не давали. На Ладоге ему осколком оторвало по локоть левую 
руку, но и одной Леонид Иваныч орудует так, как иные двумя не сумеют. И маме, и 
мне он особенно дорог потому, что знал моего отца, командира отдельного лыжного 
батальона, и не только знал, но и поддерживал огнём во время прорыва блокады 
Ленинграда. «Ну и судьба! – изумился Леонид Иваныч, когда мы встретились в 
Кушколе. – Майор Сорокин – личный артиллерист отца и сына Уваровых!»
Пока его ребята готовят зенитку к стрельбе, мы, сидя в кабине, уточняем на 
карте сектор обстрела. Все координаты определены заранее, бить по лавиносборам 
мы можем вслепую, нужно лишь определить, с чего начать. Мы решаем прощупать 
сначала четырнадцатую, относительно небольшую и расположенную в семистах метрах 
от одиннадцатой. Если четырнадцатая сойдёт, не потревожив соседок, попробуем 
тринадцатую, а если…
Это самое «если» стоит у меня поперёк горла: кто может гарантировать, что 
первый же снаряд не сведёт склоны Актау с ума? А разве то, что мы собираемся 
делать, – не сумасшествие? Нас извиняет лишь то, что сунуть голову под крыло и 
ждать, пока её оторвёт, – сумасшествие в квадрате. Больше всего я боюсь 
одиннадцатой, в позапрошлом году её лавиносбор был куда более тощим, чем сейчас,
 а воздушная волна дошла до опушки. Время у нас есть, и я подробно рассказываю 
Леониду Иванычу, каких пакостей можно ждать от одиннадцатой. Я вспоминаю, как 
ещё в университете на практическом занятии по военной подготовке полковник 
задал одному студенту из нашей группы вопрос: «Какова первая обязанность 
командира при выборе боевой позиции?» – и был совершенно шокирован ответом: 
«Наметить пути отхода, товарищ полковник!»
– А он был не дурак, твой студент, – улыбается Леонид Иваныч. – Давай и в самом 
деле наметим.
Включив фонарики, мы идём осматривать наши тылы. Между шоссе и опушкой леса, 
которым поросли южные склоны Бектау, метров триста, и зенитка находится 
примерно посредине. Снега на южных склонах мало, но они крутые – на верхотуру и 
за час не заберёшься, а сосновый лес – далеко не всегда лучшая защита от 
воздушной волны: если она достаточно сильна, от леса лучше держаться подальше. 
И от открытого места – тоже, так что выбор, как видите, у нас широкий. То, что 
на нашей памяти и по утверждениям старожилов одиннадцатая этот лес не 
уничтожала, ещё ничего не доказывает: Юрий Станиславович учил слепо статистике 
не доверять, «так как в ней не отражено поведение лавин в древние и даже 
средние века». Что ж, будем надеяться, что одиннадцатая не сорвётся, а если же 
это случится, то нам остаётся уповать на удачу. Всё-таки лучше всего – это 
попытаться добежать до опушки. На будущее, мечтаю я, хорошо бы соорудить здесь 
что-нибудь вроде бетонного дота, с автономным обеспечением на сутки-другие…
Я отправляю Васю к бульдозеристам, которые ползают взад-вперёд по шоссе, – 
пусть кончают работу и уходят в Кушкол.
Леонид Иваныч начинает колдовать над зениткой, я слышу, как он переговаривается 
с наводчиком: «угол 3-89… прицел 24-18…» Для меня это филькина грамота, но 
Леонид Иваныч – ас, он стрелял по «тиграм» тогда, когда времени для расчётов у 
него было куда меньше, чем сейчас. Его ребята выносят из вездехода и 
подтаскивают к зениткам пяток снарядов с ярко-жёлтыми гильзами, вряд ли нам 
столько пригодится, склоны слишком напряжены. У нас есть всё: артиллеристы и 
орудие, снаряды и координаты, теперь нам нужно лишь одно – немножко удачи. На 
прощанье мама всегда желает мне удачи, но – коротко, без обильных словоизлияний,
 которыми ничего не стоит удачу спугнуть.