ЗВЁЗДНАЯ МИНУТА СЕРГЕЯ ПОПОВА

Тайком, как вор, выскользнул из дома и проник на камбуз. Побросал в мешок 
несколько буханок хлеба, кругов десять копчёной колбасы, несколько банок 
говяжьей тушёнки, взвалил мешок на плечи и вышел. Оглянулся – тихо. Спит Мирный,
 только окна радиостанции светятся. Мороз градусов под тридцать, но без ветра – 
уже хорошо. Согнувшись в три погибели, побрёл к мысу Мабус, на цыпочках 
прокрался мимо дизельной электростанции и беспрепятственно добрался до гаража. 
Снова по-воровски оглянулся – никого…
Зажёг свет, внимательно осмотрел вездеход Макарова. Бак полный, траки в порядке,
 ящик с запасными частями, портативная газовая печурка на месте. Сунул в крытый 
брезентом кузов мешок с продуктами, канистры с бензином, закрепил их верёвкой. 
Ударил себя по лбу: забыл сигареты! Вернулся, взял два блока «Шипки», прихватил 
на камбузе двухлитровый термос с кофе. Кажется, все. Хорошенько прогрел 
вездеход – на дизельной электростанции гул такой, что никто не услышит, сел в 
кабину и помчался по Мирному. Увидел, как из дома начальника выскочил дежурный, 
весело заорал ему: «Гуд бай!» – и включил третью передачу.
Вездеход рванул во тьму по колее, проложенной к седьмому километру, круто 
повернул налево у сопки Радио и у памятника Анатолию Щеглову вышел на прямую. 
Попов привычно снял шапку: неподалёку от этого места провалился Щеглов в 
трещину…
Или пан, или пропал!
На седьмом километре колея кончилась. Попов сбросил газ, кивнул, как старой 
знакомой, установленной у склада вехе номер 1. Знакомая веха, не раз целованная 
– когда возвращались с Востока. Отсюда для походника начинается Антарктида.
Пройдёшь ещё сто девяносто девять вех – и упрёшься в ворота. Вывози, лошадка, 
назад ходу нет! Сколько сможешь, столько и вези. Дотянешь до поезда – спасибо, 
не дотянешь – поставят памятник, как Толе. Хотя вряд ли поставят дезертиру и 
злостному нарушителю производственной дисциплины. Отпишут родителям: «С 
глубоким прискорбием…» – и прикроют дело. Врёшь, не прикроют, долго не забудут 
человека по имени Сергей Попов! Кто ещё рискнул рвануть на вездеходе к сотому 
километру? Никто. Потому что смертельный риск – на одинокой машине идти на 
купол, а второй нет: тракторы-то без кабин! А Сергей Попов, трус и дезертир, 
плюнул на инструкции и отправился на прогулку – подышать свежим воздухом. 
Отворачивайтесь от Серёги, топчите его ногами!
Нас по «Харьковчанкам» разбросали, Сунули пельмени в зубы нам, Доброго пути нам 
пожелали И отправили ко всем чертям!..
Без спирта пьяный, с песней гнал Попов вездеход по коридору. Знал он его как 
свои пять пальцев, в уме проходил с закрытыми глазами – от вехи до вехи. Сейчас 
будет небольшой подъем, за ним спуск и снова подъемчик. Справа трещина «до 
конца географии», вот она, родимая, а мы мимо проскочим. Вот здесь со-овсем 
потихоньку, ползком, рядом притаилась, змея подколодная… А теперь вздохнуть с 
облегчением. Эх, было бы светло – километров тридцать в час дал бы на этом 
отрезке! Скоро, что-нибудь в 08.20, покажется верхний краешек солнца – если не 
заметёт, конечно. А солнце плюс фары – почти что день.
Почувствовал зверский голод, остановился. Оторвал от круга кусок колбасы, 
проглотил и запил кофе. Два литра кофе заменяют сутки сна – доказано медициной. 
А больше нам и не надо, за сутки мы обогнём земной шар вокруг экватора!
Вездеход, взревев, пополз на крутой и длинный, в сотни метров, подъем, 
проклятый всеми походниками самый тяжёлый подъем на купол. По два тягача в одни 
сани впрягали – еле втаскивали наверх к вехе, установленной на двадцать шестом 
километре. Отцепляли сани и спускались за другими – так называемая «челночная 
операция имени Сизифа». Тягачи стонали и выли, два-три дня, бывало, теряли на 
этом подъёме, а вездеход – за полчаса проскочил!
К двадцать шестому километру высота купола достигла семисот пятидесяти метров. 
Дальше подъем шёл пологий: временами он чередовался с небольшими спусками – 
дополнительные ориентиры, очень выгодные для штурмана. Невесомый, лёгкий в 
управлении вездеход так и напрашивался на максимальную скорость, но, хотя узкая 
полоска солнца обратила ночь в сумерки, Попов повёл машину осторожнее, чем 
раньше. Лихорадочное возбуждение улеглось, и он даже упрекал себя за 
малооправданный риск, с каким гнал вездеход по столь опасным местам. Пройдя 
веху, двигался теперь чуть ли не шагом и ускорял ход лишь тогда, когда фары 
брали под прицел очередной ориентир. На номера вех Попову не было нужды 
смотреть. Та, с башмаком на верхушке, – номер 56, эта, с развевающейся 
портянкой, – номер 60, а надписи на 67 и 70 – дело рук Тошки: «Дом отдыха 
„Вечный покой“ и „Пойдёшь направо – не забудь про завещание!“
Не машина – ласточка, в солнечный день за двенадцать часов до ворот долетела бы.
 Но и сорок километров за семь часов – совсем даже неплохо. Вот что плохо – не 
выспался: полтермоса кофе выдул, а всё равно разморило. На пятидесятом 
километре нужно будет отдохнуть, размяться маленько.
Стал вспоминать, что второпях забыл предусмотреть. Спальный мешок не взял? Черт 
с ним. Уровень масла не проверил!.. Ну, с маслом должен быть порядок, вездеход 
у Макарова всегда наготове, каждый день воевода свои владения объезжает. Только 
не сегодня, конечно. Сегодня небось рвёт и мечет, стружку снимает с дежурного.
Эта мысль так понравилась Попову, что он во весь рот заулыбался, довольный. 
«Одержим победу, к тебе я приеду на горячем боевом коне!»-припомнилась песенка, 
которую, вернувшись с фронта, любил мурлыкать отец. Возвращусь с батей и