. Нет, - сказал Коротков, качаясь и с  отвисшей  челюстью,  -  я  не
мерзавец. У меня украли все документы. До единого.
   - Все? - выкрикнул Кальсонер, - вздор. Тем лучше.
   Он впился в руку тяжело задышавшего Короткова и, пробежав по  коридору,
втащил его в заветный кабинет и бросил  на  пухлый  кожаный  стул,  а  сам
уселся за стол. Коротков, все еще чувствуя  странное  колебание  пола  под
ногами, съежился и, закрыв глаза, забормотал: "Двадцатое было понедельник,
значит, вторник,  двадцать  первое.  Нет.  Что  я?  Двадцать  первый  год.
Исходящий N 0,15, место для подписи тире Варфоломей Коротков.  Это  значит
я. Вторник, среда, четверг, пятница, суббота, воскресенье, понедельник.  И
понедельник на Пэ, и пятница на Пэ, а воскресенье... вскрссс... на Эс, как
и среда..."
   Кальсонер с треском расчеркнулся на бумаге, хлопнул по  ней  печатью  и
ткнул ему. В это мгновение яростно зазвонил телефон.  Кальсонер  ухватился
за трубку и заорал в нее:
   - Ага! Так. Так. Сию минуту приеду.
   Он кинулся к вешалке, сорвал с нее фуражку, прикрыл ею лысину и исчез в
дверях с прощальными словами:
   - Ждите меня у Кальсонера.
   Все  решительно  помутилось  в  глазах  Короткова,  когда   он   прочел
написанное на бумажке со штампом:

   "Предъявитель сего суть действительно мой помощник  т.Василий  Павлович
Колобков, что действительно верно.
   кальсонер".

   - О-о! - простонал Коротков, роняя на пол бумагу и фуражку,  -  что  же
это такое делается?
   В эту же минуту дверь спела визгливо,  и  Кальсонер  вернулся  в  своей
бороде.
   - Кальсонер уже удрал? - тоненько и ласково спросил он у Короткова.
   Свет кругом потух.
   - А-а-а-а... - взвыл, не вытерпев пытки, Коротков  и,  не  помня  себя,
подскочил к Кальсонеру, оскалив зубы. Ужас изобразился на лице  Кальсонера
до того, что оно  сразу  пожелтело.  Задом  навалившись  на  дверь,  он  с
грохотом отпер ее, провалился в коридор, не удержавшись, сел на  корточки,
но тотчас выпрямился и бросился бежать с криком:
   - Курьер! Курьер! На помощь!
   - Стойте. Стойте. Я вас  прошу,  товарищ...  -  опомнившись,  выкрикнул
Коротков и бросился вслед.
   Что-то загремело в канцелярии,  и  соколы  вскочили,  как  по  команде.
Мечтательные глаза женщины взметнулись у машины.
   - Будут стрелять. Будут стрелять! - пронесся ее истерический крик.
   Кальсонер вскочил в вестибюль на площадку  с  органом  первым,  секунду
поколебался, куда бежать, рванулся и, круто срезав угол, исчез за органом.
Коротков бросился за ним, поскользнулся и, наверно, разбил бы себе  голову
о перила, если бы не огромная кривая и черная ручка, торчащая  из  желтого
бока. Она подхватила полу коротковского  пальто,  гнилой  шевиот  с  тихим
писком расползся, и Коротков мягко сел на  холодный  пол.  Дверь  бокового
хода за органом со звоном захлопнулась за Кальсонером.
   - Боже... - начал Коротков и не кончил.
   В грандиозном ящике с запыленными медными трубами  послышался  странный
звук, как будто лопнул стакан, затем пыльное, утробное ворчание,  странный
хроматический писк  и  удар  колоколов.  Потом  звучный  мажорный  аккорд,
бодрящая полнокровная струя  и  весь  желтый  трехъярусный  ящик  заиграл,
пересыпая внутри залежи застоявшегося звука:

   Шумел, гремел пожар московский...

   В черном квадрате двери внезапно появилось бледное  лицо  Пантелеймона.
Миг, и  с  ним  произошла  метаморфоза.  Глазки  его  засверкали  победным
блеском, он вытянулся,  хлестнул  правой  рукой  через  левую,  как  будто
перекинул  невидимую  салфетку,  сорвался  с  места  и  боком,  косо,  как
пристяжная, покатил по лестнице, округлив  руки  так,  словно  в  них  был
поднос с чашками.

   Ды-ым расстилался по реке-е.

   - Что я наделал? - ужаснулся Коротков.
   Машина,   провернув   первые   застоявшиеся   волны,    пошла    ровно,
тысячеголовым, львиным ревом и звоном наполняя пустынные залы Спимата.

   А на стенах ворот кремлевских...

   Сквозь вой и грохот и колокола прорвался сигнал  автомобиля,  и  тотчас
Кальсонер возвратился через главный вход, - Кальсонер бритый,  мстительный
и грозный. В зловещем синеватом  сиянии  он  плавно  стал  подниматься  по
лестнице. Волосы зашевелились на Короткове, и, взвившись, он через боковые
двери по кривой лестнице за органом выбежал на  усеянный  щебнем  двор,  а
затем на улицу. Как на угонке полетел он по улице, слушая, как  вслед  ему
глухо рокотало здание "Альпийской розы":

   Стоял он в сером сюртуке...

   На углу извозчик, взмахивая кнутом, бешено рвал клячу с места.
   - Господи! Господи! - бурно зарыдал Коротков, - опять  он!  Да  что  же
это?
   Кальсоне