ийся пес, соскочил,  заправил  поглубже
манжеты,  вынул  из  карманчика  патентованное  перо  и  в  ту  же  минуту
застрочил.
   Коротков отшатнулся, протянул руку и жалобно сказал синему:
   - Смотрите, смотрите, он вылез из стола. Что же это такое?..
   - Естественно, вылез, - ответил синий, - не лежать же  ему  весь  день.
Пора. Время. Хронометраж.
   - Но как? Как? - зазвенел Коротков.
   - Ах ты. Господи, - взволновался синий, - не задерживайте, товарищ.
   Брюнеткина голова вынырнула из двери и крикнула возбужденно и радостно:
   - Я уже заслала его документы в Полтаву. И я еду с ним. У меня тетка  в
Полтаве под 43 градусом широты и 5-м долготы.
   - Ну и чудесно, - ответил блондин, - а то мне надоела эта волынка.
   - Я не хочу! - вскричал Коротков,  блуждая  взором.  -  Она  будет  мне
отдаваться, а я  терпеть  этого  не  могу.  Не  хочу!  Верните  документы.
Священную мою фамилию. Восстановите!
   - Товарищ, это в отделе брачующихся, - запищал секретарь, -  мы  ничего
не можем сделать.
   - О, дурашка! - воскликнула брюнетка,  выглянув  опять.  -  Соглашайся!
Соглашайся! - кричала она суфлерским шепотом. Голова ее то скрывалась,  то
появлялась.
   - Товарищ! - зарыдал Коротков, размазывая по  лицу  слезы.  -  Товарищ!
Умоляю тебя, дай документы. Будь другом. Будь, прошу  тебя  всеми  фибрами
души, и я уйду в монастырь.
   - Товарищ! Без истерики. Конкретно и абстрактно  изложите  письменно  и
устно, срочно и секретно - Полтава  или  Иркутск?  Не  отнимайте  время  у
занятого человека! По коридорам не ходить! Не плевать! Не курить! Разменом
денег не затруднять! - выйдя из себя, загремел блондин.
   - Рукопожатия отменяются! - кукарекнул секретарь.
   - Да здравствуют объятия! - страстно шепнула брюнетка и, как дуновение,
пронеслась по комнате, обдав ландышем шею Короткова.
   - Сказано в заповеди тринадцатой:  не  входи  без  доклада  к  ближнему
твоему, - прошамкал люстриновый и пролетел по  воздуху,  взмахивая  полами
крылатки... - Я и не вхожу, не вхожу-с, - а бумажку все-таки подброшу, вот
так, хлоп!.. подпишешь любую - и на скамье подсудимых.  -  Он  выкинул  из
широкого черного рукава пачку белых листов, и  они  разлетелись  и  усеяли
столы, как чайки скалы на берегу.
   Муть заходила в комнате, и окна стали качаться.
   - Товарищ блондин! - плакал истомленный Коротков, - застрели ты меня на
месте, но выправь ты мне какой ни на есть документик. Руку я тебе поцелую.
   В мути блондин стал пухнуть и вырастать, не  переставая  ни  на  минуту
бешено подписывать старичковы листки и швырять их секретарю, который ловил
их с радостным урчанием.
   - Черт с ним! - загремел блондин, - черт с ним. Машинистки, гей!
   Он махнул огромной рукой, стена перед глазами  Короткова  распалась,  и
тридцать машин на столах, звякнув звоночками,  заиграли  фокстрот.  Колыша
бедрами, сладострастно поводя плечами, взбрасывая кремовыми  ногами  белую
пену, парадом-алле двинулись тридцать женщин и пошли вокруг столов.
   Белые  змеи  бумаги   полезли   в   пасти   машин,   стали   свиваться,
раскраиваться, сшиваться. Вылезли белые  брюки  с  фиолетовыми  лампасами.
"Предъявитель сего есть  действительно  предъявитель,  а  не  какая-нибудь
шантрапа".
   - Надевай! - грохнул блондин в тумане.
   - И-и-и-и, - тоненько заскулил Коротков и стал биться головой  об  угол
блондинова стола. Голове полегчало на минутку,  и  чье-то  лицо  в  слезах
метнулось перед Коротковым.
   - Валерьянки! - крикнул кто-то на потолке.
   Крылатка, как черная птица, закрыла свет, старичок зашептал тревожно:
   - Теперь одно спасение - к Дыркину в пятое отделение. Ходу! Ходу!
   Запахло эфиром,  потом  руки  неясно  вынесли  Короткова  в  полутемный
коридор. Крылатка обняла Короткова и повлекла, шепча и хихикая:
   - Ну, я уж им удружил: такое подсыпал на  столы,  что  каждому  из  них
достанется не меньше пяти лет с поражением на поле сражения. Ходу! Ходу!
   Крылатка порхнула в сторону,  потянуло  ветром  и  сыростью  из  сетки,
уходящей в пропасть...



10. Страшный Дыркин

   Зеркальная кабина стала падать вниз,  и  двое  Коротковых  упали  вниз.
Второго Короткова первый и главный забыл в зеркале кабины и вышел  один  в
прохладный  вестибюль.  Очень  толстый  и  розовый  в  цилиндре   встретил
Короткова словами:
   - И чудесно. Вот я вас и арестую.
   - Меня нельзя арестовать, - ответил Коротков  и  засмеялся  сатанинским
смехом, - потому что я неизвестно кто. Конечно. Ни арестовать,  ни  женить
меня нельзя. А в Полтаву я не поеду.
   Толстый человек задрожал в ужасе, поглядел в зрачки  Короткову  и  стал
оседать назад.
   - Арестуй-ка, - пискнул Короткое и показал  толстяку  дрожащий  бледный
язык, пахнущий валерьянкой, - как ты арестуешь, ежели вместо документов  -
фига? Может быть, я Гогенцоллерн.
   - Господи Исусе, - сказал толстяк,  трясущейся  рукой  перекрестился  и
превратился из розового в желтого.
   - Кальсонер не попадался? - отрывисто спросил Коротков и  оглянулся.  -
Отвечай, толстун.
   - Никак нет, - ответил толстяк, меняя розовую окраску на серенькую.