,  заговорил  Мирон.  -
Когда-то всего капитала моего папаши не хватило бы, чтобы  все  это  ку-
пить. А теперь вот за это, - он благоговейно взял в руки кольцо, - всего
две буханки отдал. А этот крест за полпуда пшена выменял. Всего-то! При-
бери. Еще придет время, и золото будет иметь настоящую цену.  Мы  своего
дождемся.
   Мирон решительно натянул картуз.
   - Пойду за тем человеком. - И не удержался, снова прихвастнул,  чтобы
знала Оксана, с каким добычливым человеком имеет она дело: - За то,  что
я их сюда, в Киев, вожу, тоже золотом платят. Червонцами? - Он  ласково,
тем же взглядом, каким только что смотрел на золото, посмотрел на нее  и
снисходительно добавил: - Дурные! Оки же не знают, что мне в Киев и  так
идти - награда? - Он спустился с крыльца и  тут  же  вернулся,  попросил
смиренно: - Я сказал тому человеку, что ты - жена мне. Так ты это... ну,
чтоб он не догадался. Так лучше будет. Ладно?
   Оксана ничего не ответила, повела взглядом поверх него и ушла в  гор-
ницу. А Мирон все стоял и ждал ответа. Не оборачиваясь, она  бросила  из
горницы:
   - Яичницу сжарю, это скоро.
   Мирон обрадованно закивал головой, принимая ее слова  за  некий  знак
примирения. И бодро, однако не теряя настороженности, двинулся по улице,
держась, по привычке, в тени. В сердце Мирона пела надежда - все-таки не
гонит, привечает.
   - Что бабья душа? Трава - душа ихняя. Приходит пора - и сама под косу
ложится... Вранье, что женщины сильных любят. Сильные - ломкие. А  любят
они, Миронушка, удачливых да настырных. Так-то... - разговаривал  сам  с
собой повеселевший Мирон. Несколько раз оглянулся по сторонам - не  наб-
людает ли кто за ним? - и нырнул в развалины.
   Навстречу Мирону из тени настороженно выступил высокий человек в бре-
зентовом плаще и в парусиновом картузе.
   - Не слишком ли долго вы заставляете себя  ждать?!  -  нетерпеливо  и
резко сказал он.
   - Пока, ваше бла... Сергей Христофорыч, с женой поговорил...
   - Кроме нее, дома никого? - начальственно допрашивал он Мирона.
   - Так точно, никого, - совсем по-солдатски ответил тот, памятуя,  что
это нравится начальству.
   - Жена как?
   - Как за себя ручаюсь, - безбоязненно пообещал Мирон.
   - Ведите! - И зашагал следом за Мироном, держась от него на некотором
расстоянии.
   Они вошли в чистенькую, аккуратную горницу, сплошь завешанную  вышив-
ками, заставленную чуть привядшими  комнатными  цветами.  Оксана  быстро
накрыла на стол, нашелся и графинчик, до половины наполненный мутноватой
жидкостью. Однако гость, выразительно взглянув на Мирона, отодвинул  са-
могон на край стола. И Мирон, сглотнув слюну, подчинился.
   Ел гость сосредоточенно, молча, и чувствовалось, что он весь насторо-
же.
   Оксана входила в горницу лишь за тем, чтобы убрать посуду или что-ни-
будь принести. Молча, не глядя ни на кого, входила и так же молча  выхо-
дила.
   - Может, ва... Сергей Христофорыч, сегодня уже  никуда  не  пойдем?..
Переночуем. А завтра... как говорится, утро вечера мудренее, - попытался
убедить гостя Мирон, встревоженный окаменелым молчанием  Оксаны  и  тем,
что - не ровен час - ночью же придется уйти обратно.
   Гость ничего не ответил. Деловито доел. Отложил в сторону нож и  вил-
ку. Промокнул вышитым рушником губы, встал.
   - На перины потянуло? - ядовито и угрюмо спросил он  Мирона,  и  щека
его нервно задергалась. - За-щит-нич-ки отечества!.. Пока мы тут с  вами
яичницу ели, тысячи человек захлебнулись кровью на поле  брани!..  -  Он
сердито шагнул к вешалке, стал натягивать плащ.
   Мирон тоже покорно надел поддевку, нахлобучил картуз:
   - Куда прикажете?
   - На Никольскую! - Гость мотнул головой, как бы прогоняя нервный тик,
и достал из кармана брюк золотые часы. Мирон  с  жадностью  взглянул  на
них. - Мы должны быть там ровно в девять!
   - Успеем! - с наигранной веселинкой произнес Мирон, а про себя  выру-
гался: "Черт бы тебя побрал с твоей спешкой!"
   Проскрипела дверь, гость вышел в сени. Мирон,  идущий  сзади,  по-хо-
зяйски осмотрел скрипящие дверные петли,  качнул  головой.  Обернулся  к
стоящей в горнице Оксане, сказал:
   - Ты, Ксюша, не жди. Вернемся - три раза стукну!
   С Куреневки до Никольской - путь не близкий. Молча шли  по  пустынным
улочкам, сторонясь освещенных мест и одиноких прохожих. Ступали  медлен-
но, вкрадчиво, - каменные мостовые Гулки! - чтобы ничем не нарушить нас-
тороженной тишины. В ней Острее и явственнее  ощущается  опасность,  все
чувства напрягаются до предела. Иногда, заслышав стук копыт или  громкие
шаги патруля, подолгу пережидали в каких-то нишах,  в  тени  заборов,  в
глухих закоулках.
   Чернота ночи поблекла - взошла луна, белая, летняя, сочная,  и  в  ее
свете улицы стали шире, просторней...
   На Никольской, напротив дома Сперанских, они