Нехай презирает  -  ис-
полнителей всегда презирают. Значит, возьмут к себе! Поверят?" -  угова-
ривал свой страх Осадчий. И то, что на губах Фролова брезгливая усмешка,
- хорошо. Такое выражение Мирон часто видел у своих хозяев, когда они  о
чем-нибудь с ним договаривались, и привык считать это хорошим предзнаме-
нованием.
   - Не продам - сообщите Щукину. Он не пожалеет - убьет! -  разгорячено
продолжал Мирон, время от времени потирая уже успевшие  почти  исчезнуть
рубцы. - Дам адрес жены. Ежели продам - ее убьете...
   - Легко ты чужой жизнью распоряжаешься, - с  укоризненной  непримири-
мостью бросил Фролов. - Тем более что и жены-то у тебя не было и нет.
   - Как нету? Как это так нету? - возмутился Осадчий, - что ж, выходит,
по-вашему, я брешу?
   - Брешешь, Осадчий, брешешь, - невозмутимо подтвердил Фролов. - Окса-
на знает, что Павла убил ты.
   - И это, значит, знаете? - сразу сникнув, устало произнес Мирон.  Это
его окончательно добило, лишило надежды на удачливость.
   - Все знаем. Работа такая! - невозмутимо ответил Фролов, читая в гла-
зах у Осадчего смертельную безнадежность. "А ведь уж давно убитым живет!
- отметил про себя Фролов. - Страшнее всего среди живых вот такие  мерт-
вые... Неужели он и родился таким омертвелым?"
   А Мирон, словно почувствовав мысли Фролова, безнадежно попросил:
   - Тогда стреляйте.
   - Успеем, - неторопливо ответил Фролов.
   И опять эту неторопливость Мирон расценил как добрый знак. Может, еще
обойдется. Если бы он не был нужен им - кокнули, и  дело  с  концом.  Ан
нет, медлят. Принюхиваются. Может, запугивают, чтобы перевербовать?  Та-
кие люди, как он, нужны любой власти. В  этом  он  был  твердо  убежден.
Только бы на сей раз не прогадать. После длительной  и,  как  показалось
Мирону, особо зловещей паузы он заговорщически наклонился  к  Фролову  и
значительно, полушепотом сказал:
   - Слушай, меня Щукин снова послал за линию, к вам,  в  Новозыбков.  С
пакетом.
   - Где пакет?
   - Возьми вот тут, за пазухой.
   На конверте, извлеченном Фроловым, значилось: "Новозыбков. Почта.  До
востребования. Пискареву Михаилу Васильевичу".
   - Кто такой Пискарев? - строго спросил Фролов. - Как  ты  должен  был
встретиться с ним?.
   - Не знаю... ох не знаю. Мое дело - опустить письмо в
   Новозыбкове в почтовый ящик, - угодливо отвечал Мирон. - Только опус-
тить. В любой ящик. И все.
   - Вот видишь, не много доверяет тебе Щукин. Не верит, должно быть.
   - Верит, верит! - подхлеснутый страхом, затараторил Осадчий. - Я  че-
рез линию фронта не раз его людей водил. Больших людей...
   - Как переходишь линию фронта?
   - А по цепочке, - все с той же готовностью продолжал Мирон.
   - Рассказывай, - приказал Фролов.
   - Значит, так, - обстоятельно рассказывал щукинский связной.  -  Зна-
чит, с Харькова надо было мне добраться до разъезда на двести  семнадца-
той версте. На краю хутора имеется хатка с зеленой скворечней. Там путе-
вой обходчик Семен должен переправить дальше...
   Фролов и Кольцов слушали, тщательно фиксируя в памяти каждую фамилию,
каждую черточку внешности и характера людей цепочки, каждый факт. А  Ми-
рон смелел, подальше отодвигая от себя страх. Его  понесло,  он  столько
рассказывал о белогвардейской эстафете, что многие звенья вставали перед
глазами...
   Наконец он испуганно осекся, просительно глядя в глаза Фролова.
   - Все? Ничего не утаил? - сурово спросил чекист.
   - Ей-богу, как на духу!
   - Ну что ж, теперь приговор приведем в исполнение, - сказал Фролов  и
поднял наган на уровень Миронова лба.
   - Нет! - в ужасе закричал Осадчий. "Да как же так? - успел еще  поду-
мать он. - Как же вдруг не станет меня? Эти чекисты будут жить, а я нет?
Где тут справедливость? В крупном везло, удача вывозила. А в простую ло-
вушку влопался. Нет, я жить хочу: есть, пить, видеть  солнце...  Господи
спаси, я другим стану! Другим!.."
   Письмо, взятое у Мирона, на первый взгляд никакого интереса не предс-
тавляло. Некий весьма хозяйственный человек сообщал, что он жив  и  здо-
ров, и интересовался у своего давнего знакомого (так явствовало из  тона
письма?) Михаила Васильевича Пискарева ценами на картофель и крупу  и  в
конце передавал обычные приветы близкой и дальней родне.  Дело  обычное,
житейское! Сколько таких пустячных писем бродило по дорогам страны,  за-
вязанных в котомки, зашитых для верности в подкладку, писем  с  оказией,
без надежды на ответ!.. Но это письмо отправлял начальник  контрразведки
Щукин, отправлял с предосторожностями через связника,  одно  это  свиде-
тельствовало о том, что у данного письма есть другой, тайный смысл,  что
это явная шифровка.
   Понимая, что дело это опасное и трудное, боясь  упустить  попавшую  к
ним в руки важную нить, Фролов решил  сам  по  белогвардейской  эстафете
добраться до Новозыбкова.
   Можно было перепра