то тетрадрахма! - воскликнул Кольцов, которому надо  было  хотя
бы о чем-нибудь заговорить с хозяином музея.
   - Что? - Седые брови профессора удивленно взлетели вверх, и он подал-
ся всем телом вперед, словно собирался кого-то  догонять.  -  Откуда  вы
знаете? Гм... Впервые встречаю человека вашего звания,  благорасположен-
ного к сей отрасли человеческой любознательности.
   Профессор говорил несколько выспренно, но он не был виноват -  просто
предмет их разговора требовал особого стиля.
   - Да, это действительно тетрадрахма. Третий век до рождества  Христо-
ва. Херсонес. Изображение - богиня Дева. - Профессор явно сел на  своего
конька и, все больше воспламеняясь, продолжал:  -  А  вот  рядом,  прошу
взглянуть, еще одна редкость. Конечно, вы знаете  о  восстании  рабов  в
древнем Боспоре, нынешней Керчи?
   Кольцов весело скосил глаза в сторону Тани - мол, вот и застрял! -  и
неопределенно качнул головой.
   Таня невольно улыбнулась, и Кольцов тоже понял, что профессор, увлек-
шись, может не ко времени разговориться.
   Вдруг профессор, посмотрев на Кольцова и Таню, заторопился.
   - Совсем, совсем забыл, мне же надо... - И, не договорив, неловко за-
семенил к двери...
   Чем-то домашним, уютным, располагающим к себе веяло теперь от  комна-
ты, где остались Таня и Павел. И Кольцов понял, что это особое  душевное
расположение ко всему исходило от профессора, и был  ему  благодарен  за
его умение так естественно и просто  создавать  атмосферу  дружелюбия  и
приятства.
   - Павел, - сказала Таня, как только за профессором закрылась дверь, -
я хотела видеть вас... Я знаю о вашем разговоре с отцом.  Знаю,  что  он
запретил вам встречаться со мной, равно как и мне с  вами.  Папа  принял
решение отправить меня в Париж. И я не увижу вас... вероятно, никогда...
   - Ну что вы, Таня! - попробовал возразить Кольцов, пряча в глазах пе-
чаль. - Окончится война...
   - Не нужно ничего говорить... - Таня быстро прижала свою руку  к  его
губам и, помолчав, добавила: - У меня не будет  больше  времени  сказать
вам это... Я люблю вас. Наверное, давно, с той первой нашей встречи...
   Павел удрученно молчал, понимая, что у него  нет  убедительных  слов,
чтобы ответить ей с той же прямотой. Да Таня и не ждала от него никакого
ответа: она говорила и говорила, словно боясь, что  ее  решимость  скоро
иссякнет и она не успеет сказать ему всего.
   - Вы говорите - окончится война. Но она не окончится скоро.  Господи,
быть может, она совсем не окончится, пока вы все не  перестреляете  друг
друга. Это ужасно! Ужасно! Я хочу спасти вас,  Павел...  Я  поговорю  об
этом с Владимиром Зеноновичем. Он любит меня и расположен к вам. Он пой-
мет нас и, быть может, поможет и вам уехать в Париж.
   - Но, Таня... Это невозможно! Идет война, и я солдат.  Этот  поступок
был бы справедливо расценен как дезертирство...
   - Нет-нет! Владимир Зенонович послал бы вас  в  длительную  служебную
командировку... Прикомандировал к русской военной миссии в Париже. Стоит
только вам сказать "да", и я умолю его!..
   Несколько мгновений Кольцов молчал, потом взял  Таню  за  руку,  тихо
сказал:
   - Вы были предельно откровенны со мною, Татьяна Николаевна!  Я  хотел
бы ответить вам тем же! Я благодарю вас за те чувства, которые вы выска-
зали мне. Вы мне тоже нравитесь. Очень. Но сказать "да" я не  вправе.  Я
не могу поступиться своей совестью и честью солдата. Родина в опасности,
и я не смогу издали, в тепле и сытости, наблюдать за тем, что происходит
здесь. Я не смогу так жить! Не обижайтесь на меня!
   - Я знала, что вы так скажете, - грустно обронила она. -  Простите!..
И прощайте... - Однако она не торопилась уходить - долго, словно стреми-
лась запомнить его лицо, смотрела на него. Сказала: - Позвольте, я поце-
лую вас.
   Молча прошли они в вестибюль, молча простились. Кольцов спустился  по
ступеням, а эхо относило звук его шагов назад, к Тане...
   В смятенном настроении, еще не зная,  как  ему  поступить  со  своими
чувствами, Кольцов, повременив немного, отправился на  Николаевскую.  Он
явственно отдавал себе отчет в том, что столь  внезапный  и  рискованный
приход Фролова к штабу мог  быть  вызван  только  чрезвычайными  обстоя-
тельствами. Он понял: чтото случилось с Красильниковым.
   - Ты меня прости, что пришлось прибегнуть к такому способу  связаться
с тобой, - невозмутимо встретил его Фролов, когда Кольцов пришел к Стар-
цевым. - Но есть дела безотлагательные.
   Они прошли через знакомую комнату, уставленную шкафами. Фролов  толк-
нул дверь в маленькую комнату, пропустил Кольцова впереди себя. В комна-
те тускло горела подвешенная к потолку керосиновая лампа, окна были  за-
вешаны одеялами.
   - Узнаешь? - спросил Фролов.
   Кольцов присмотрелся и в полутьме комнаты увидел лукаво  улыбающегося
Красильникова.
   - Семен Алексеевич? - радостно пожал ему руку Кольцов, - как же  тебе
удалось вырваться?
   - Сам господин градоначальник собственноручно