что
случилось со мной лично, - начал он,  проявляя  в  этом  замечании  слабость
многих  рассказчиков,  которые  частенько  не  знают,  чего  хочет  от   них
аудитория. - Но чтобы понять, какое впечатление это на  меня  произвело,  вы
должны знать, как я туда попал, что я там видел, как поднялся по реке к тому
месту, где впервые встретил бедного парня. То был конечный пункт, куда можно
было проехать на пароходе, и там была кульминационная точка моих  испытаний;
когда я ее достиг, свет озарил  все  вокруг  меня  и  проник  в  мои  мысли;
происшествие было довольно  мрачное...  и  печальное...  ничем  особенно  не
примечательное... и туманное. Но каким-то образом оно пролило луч света.
     Если вы помните, я тогда только что вернулся  в  Лондон  после  долгого
плавания в Индийском и Тихом океанах и в Китайском море. Восток я  принял  в
хорошей дозе - провел там около шести лет. Вернувшись, я  бродил  без  дела,
мешая вам, друзья мои, работать и врываясь в  ваши  дома  так,  словно  небо
поручило мне призвать вас к цивилизации. Сначала мне это очень нравилось, но
спустя некоторое время я устал отдыхать. Тогда я начал присматривать судно -
труднейшая, скажу я вам, работа. Но ни одно судно даже смотреть на  меня  не
хотело. И эта игра мне тоже надоела.
     Когда я был мальчишкой, я страстно любил географические карты. Часами я
мог смотреть  на  Южную  Америку,  Африку  или  Австралию,  упиваясь  славой
исследователя. В то время  немало  было  белых  пятен  на  Земле,  и,  когда
какой-нибудь уголок на карте казался мне особенно привлекательным  (впрочем,
привлекательными были все глухие уголки),  я  указывал  на  него  пальцем  и
говорил: "Вырасту и поеду туда". Помню, одним из  таких  мест  был  Северный
полюс. Впрочем, я там не бывал и теперь не собираюсь туда ехать.  Очарование
исчезло. Другие уголки были разбросаны у экватора и во  всех  широтах  обоих
полушарий. Кое-где я побывал и... но не будем об этом говорить. Остался  еще
один уголок - самое большое и самое, если можно так выразиться, белое пятно,
- куда я стремился.
     Правда, теперь его уже нельзя было назвать  неисследованным:  за  время
моего отрочества его  испещрили  названия  рек  и  озер.  Он  перестал  быть
неведомым пространством, окутанным  тайной,  -  белым  пятном,  заставлявшим
мальчика мечтать о славе. Он сделался убежищем тьмы. Но была там одна  река,
могучая, большая река, которую вы можете найти на карте,  -  она  похожа  на
огромную змею, развернувшую свои кольца; голова  ее  опущена  в  море,  тело
извивается по широкой стране, а хвост теряется где-то в глубине страны. Стоя
перед витриной, я смотрел на  карту,  и  река  очаровывала  меня,  как  змея
зачаровывает птицу  -  маленькую  глупенькую  птичку.  Потом  я  вспомнил  о
существовании крупного коммерческого предприятия - фирмы,  ведущей  торговлю
на этой реке. "Черт возьми! - подумал я. - Они не могли бы торговать, если б
не было у них каких-нибудь судов, пароходов, которые  ходят  по  этой  реке!
Почему бы мне не  добиться  командования  одним  из  пароходов?"  Я  шел  по
Флит-стрит и не мог отделаться от этой мысли. Змея меня загипнотизировала.
     Да будет вам известно, что эта торговая фирма находилась на континенте,
но у меня есть множество родственников, проживающих на континенте, ибо жизнь
там, по их словам, дешева и менее отвратительна, чем принято думать.
     Со стыдом признаюсь, что я начал им надоедать. Уже в этом была для меня
новизна. Как вам известно, таким путем я не привык действовать. Я шел всегда
своей дорогой, шел  самостоятельно  туда,  куда  хотел  идти.  Раньше  я  не
подозревал, на что я способен, но,  видите  ли,  теперь  я  чувствовал,  что
должен туда попасть во что бы то ни стало.  Итак,  я  им  надоедал.  Мужчины
говорили: "Дорогой мой!" - и ничего не делали. Тогда  -  поверите  ли?  -  я
обратился к женщинам. Я, Чарли Марлоу, заставил  женщин  добывать  для  меня
место. О Господи! Но я был одержим навязчивой  идеей.  У  меня  была  тетка,
славная энтузиастка. Она мне написала: "Это будет  очаровательно.  Я  готова
для тебя сделать все, что угодно. Блестящая идея. Я знакома с  женой  одного
видного администратора, человека, пользующегося большим влиянием..." и т. д.
и т. д. Она готова была перевернуть небо и землю, чтобы раздобыть  для  меня
место шкипера на речном пароходе, раз таково мое желание.
     Конечно, место я получил - и очень скоро. Оказывается, фирму  известили
о том, что один из капитанов убит в стычке с туземцами. Таким  образом,  мне
представился удобный случай, и тем сильнее захотелось мне туда поехать. Лишь
много месяцев спустя, когда я сделал попытку разыскать останки убитого,  мне
сообщили, что ссора возникла из-за  куриц.  Да,  из-за  двух  черных  куриц!
Датчанин Фрэслевен - так звали капитана - вообразил, что его  обсчитали,  и,
сойдя на берег, начал  дубасить  палкой  старшину  деревушки.  О,  это  меня
нисколько не удивило, хотя, по слухам, Фрэслевен был самым кротким и смирным
созданием. Несомненно, так оно и было; но он, знаете ли, уже провел два года
в служении благородной идее и, должно быть, чувствовал потребность  так  или
иначе поддержать свое достоинство. Поэтому он  безжалостно  колотил  старого
негра на глазах устрашенной толпы туземцев, пока какой-то парень -  кажется,
сын старшины, - доведенный до отчаяния воем старика,  не  попытался  метнуть
копье в белого человека. Конечно, оно вонзилось между лопатками.  Тогда  все
население в ожидании всевозможных несчастий устремилось в лес, а на пароходе
Фрэслевена тоже началась паника, и пароход отчалил; насколько мне  известно,
командование  взял  на  себя  механик.  Впоследствии   никто,   видимо,   не
позаботился об останках Фрэслевена, пока я не явился и не занял его места. Я
не мог предать дело забвению, но,  когда  мне  представился  наконец  случай
повстречаться с моим предшественником, трава, проросшая между ребрами,  была
достаточ