или  умышленно,  но
ему - Джиму - это сослужит хорошую службу. Он надеется от всей  души,  что
славный старикашка еще не отправился к праотцам. Мистер  Штейн  не  знает.
Больше года он не имел никаких  сведений.  Они  без  конца  дерутся  между
собой, а доступ по реке закрыт. Это чертовски неудобно, но не беда!  Он  -
Джим - найдет щелку и пролезет.
   Он  произвел  на  меня  впечатление,  пожалуй,   даже   испугал   своей
возбужденной болтовней. Он был разговорчив, как мальчишка накануне  долгих
каникул, открывающих простор всевозможным шалостям, а такое  настроение  у
взрослого  человека  и   при   таких   обстоятельствах   казалось   чем-то
ненормальным,  чуточку  сумасшедшим  и  небезопасным.  Я  уже  готов   был
взмолиться, прося его отнестись к делу посерьезнее, как вдруг  он  положил
нож и вилку (он начал есть... или, вернее, бессознательно глотать пищу)  -
и стал шарить около своей тарелки. Кольцо! Кольцо! Где, черт возьми... Ах,
вот оно... Он зажал его в кулак и ощупал один за другим все свои  карманы.
Как бы не потерять эту штуку... Он серьезно  размышлял,  глядя  на  сжатый
кулак. Не повесить ли кольцо на шею... И тотчас же он этим занялся: извлек
кусок веревки, которая походила на шнурок от башмака.  Так!  Теперь  будет
крепок. Черт знает, что получилось бы, если  бы...  Тут  он  как  будто  в
первый раз заметил выражение лица моего и немного притих. Должно  быть,  я
не понимаю, - сказал он  с  наивной  серьезностью,  -  какое  значение  он
придает этому подарку. Для него кольцо было залогом дружбы, - хорошее дело
иметь друга. Об этом ему кое-что  известно.  Он  выразительно  кивнул  мне
головой, а когда я жестом отклонил эти  слова,  он  подпер  лицо  рукой  и
некоторое время молчал, задумчиво перебирая хлебные крошки на скатерти.
   - Захлопнуть дверь -  хорошо  сказано!  -  воскликнул  он  и,  вскочив,
зашагал по комнате; поворот  его  головы,  плечи,  быстрые  неровные  шаги
напомнили мне тот вечер, когда он так же шагал, исповедуясь,  объясняя,  -
называйте, как хотите, - жил передо  мной,  в  тени  набежавшего  на  него
облачка, и с бессознательной проницательностью извлекая утешение из самого
источника горя. Это было то же самое настроение и - вместе с тем  -  иное:
так ветреный товарищ  сегодня  ведет  вас  по  верному  пути,  а  назавтра
безнадежно собьется с дороги, хотя глаза у него  все  те  же,  все  та  же
поступь, все те же побуждения... Походка его  была  уверенной,  блуждающие
потемневшие глаза словно искали чего-то в комнате. Казалось, одна его нога
ступает тяжелее, чем другая, - быть  может,  виноваты  были  башмаки:  вот
почему походка была как будто неровной. Одну руку  он  глубоко  засунул  в
карман, другой жестикулировал, размахивая над головой.
   - Захлопнуть дверь! - вскричал он. - Я этого ждал. Я еще покажу... Я...
Я готов ко всему... О таком случае я мечтал... Боже мой, выбраться отсюда!
Наконец-то удача!.. Вот увидите!.. Я...
   Он бесстрашно вскинул голову, и, признаюсь, в первый и последний раз за
все время нашего знакомства я неожиданно почувствовал к нему неприязнь.  К
чему это парение в облаках? Он шагал по комнате, нелепо размахивая рукой и
то и дело нащупывая кольцо на груди. Какой смысл  ликовать,  если  человек
назначен торговым агентом в страну, где вообще нет никакой торговли? Зачем
бросать вызов вселенной? Не с  таким  настроением  следовало  подходить  к
новому делу; такое настроение, сказал я, не подобает ему... да  и  всякому
другому.
   Он остановился передо мной. Я действительно так думаю?  -  спросил  он,
отнюдь не утихомирившись, и в  его  улыбке  мне  вдруг  почудилось  что-то
дерзкое. Но ведь я на двадцать лет старше его. Молодость  дерзка:  это  ее
право, ее потребность; она должна утвердить себя, а всякое самоутверждение
в этом мире сомнений является вызовом и дерзостью.
   Он отошел в дальний угол, а затем вернулся, чтобы - выражаясь образно -
меня растерзать. Я, мол, говорил так потому, что даже я, который  был  так
добр к нему, - даже я помнил... помнил о том, что с ним случилось. Что  же
тут говорить об остальных... о мире?  Что  удивительного,  если  он  хочет
уйти... убраться отсюда навсегда? А я толкую о подобающем настроении!
   - Дело не в том, что помню я или помнит мир, - крикнул я. - Это вы - вы
помните!
   Он не сдавался и с жаром продолжал:
   - Забыть все... всех, всех... - Понизив голос, он добавил: - Но вас?
   - Да, и меня тоже, если это вам поможет, - так же тихо сказал я.
   После этого мы еще несколько минут сидели безмолвные  и  вялые,  словно
опустошенные. Потом он сдержанно сообщил мне, что мистер  Штейн  советовал
ему подождать месяц, чтобы выяснить - сможет ли он  там  остаться,  раньше
чем начинать постройку нового дома; таким образом он избегнет "бесполезных
трат".  Мистер  Штейн  иногда  употреблял  такие   забавные   выражения...
"Бесполезные траты" - это очень  хорошо...  Остаться?  -  Ну  конечно!  Он
останется. Только бы  попасть  туда  -  и  конец  делу.  Он  ручался,  что
останется. Никогда не уйдет. Ему нетрудно там остаться.
   - Не будьте безрасс