аметно от  шумной  толпы  мальчиков,  Джим  ликовал,  вновь
убедившись в своей жажде приключений и многогранном своем мужестве.



2

   После двух лет учения он ушел в плавание, и жизнь на море,  которую  он
так ярко себе представлял,  оказалась  странно  лишенной  приключений.  Он
сделал много рейсов. Познал магию монотонного существования между небом  и
землей; ему приходилось выносить порицания людей, взыскательность  моря  и
прозаически суровый повседневный труд ради  куска  хлеба,  -  единственной
наградой за него является безграничная любовь к своему делу.  Эта  награда
ускользнула от Джима. Однако вернуться он не мог,  ибо  нет  ничего  более
заманчивого, разочаровывающего и порабощающего, чем жизнь на  море.  Кроме
того, у него были виды на  будущее.  Он  был  благовоспитан,  уравновешен,
послушен и в  совершенстве  знал  свои  обязанности;  вскоре,  совсем  еще
молодым, он был назначен старшим помощником на прекрасное судно, не  успев
столкнуться с  теми  испытаниями  моря,  какие  обнаруживают,  чего  стоит
человек, из какого материала он скроен и каков  его  нрав;  эти  испытания
вскрывают силу сопротивляемости и истинные мотивы его стремлений не только
другим, но и ему самому.
   Лишь однажды за все это время он снова мельком увидел подлинную  ярость
моря. А ярость эта проявляется не так  часто,  как  принято  думать.  Есть
много оттенков в опасности  приключений  и  бурь,  и  только  изредка  лик
событий  затягивается  мрачной  пеленой  зловещего   умысла:   вскрывается
неуловимое нечто, и в мозг и в сердце человека закрадывается уверенность в
том, что это сплетение событий или бешенство стихий  надвигается  с  целью
недоброй, с силой, не поддающейся контролю,  с  жестокостью  необузданной,
замышляющей  вырвать  у  человека  надежду  и  возбудить  в   нем   страх,
мучительную усталость  и  стремление  к  покою...  раздавить,  уничтожить,
стереть все, что он видел, знал, любил, ненавидел, - и насущно необходимое
и ненужное -  солнечный  свет,  воспоминания,  будущее,  -  надвигается  с
жестокостью, замышляющей смести весь мир, просто  и  безжалостно  отняв  у
человека жизнь.
   На Джима упал брус, и он вышел из строя в самом начале  той  недели,  о
которой шотландец-капитан впоследствии говорил: "Дружище! Я считаю  чудом,
что судно выдержало!" Много  дней  Джим  пролежал  на  спине,  оглушенный,
разбитый,  измученный,  потерявший  надежду,  словно  обретался  в  бездне
непокоя. Его не интересовало, каков будет конец, и в  минуты  просветления
он переоценивал свое равнодушие. Опасность, когда ее не видишь, отличается
несовершенством и расплывчатостью  человеческой  мысли.  Страх  становится
слабее, ничем не подстрекаемое воображение - враг людей, отец всех  ужасов
- тонет в тупой усталости. Джим видел только  свою  каюту,  приведенную  в
беспорядок качкой. Он лежал, словно замурованный; перед ним  была  картина
опустошения в миниатюре, и втайне он радовался, что ему не нужно  идти  на
палубу. Но изредка  непобедимая  тревога  схватывала  в  тиски  его  тело,
заставляя задыхаться и корчиться под  одеялами,  и  тогда  тупая  животная
жажда жить, сопутствующая физической  агонии,  вызывала  в  нем  отчаянное
желание спастись во что бы то ни стало. Потом буря миновала, и Джим больше
о ней не вспоминал.
   Однако он все еще хромал, а когда судно прибыло в один восточный  порт,
Джиму пришлось лечь в госпиталь. Он поправлялся медленно, и судно ушло без
него.
   Кроме Джима, в палате для белых было всего лишь два больных: баталер  с
канонерки, который сломал себе ногу, свалившись в люк,  и  железнодорожный
поставщик  из  соседней  провинции,   пораженный   какой-то   таинственной
тропической болезнью. Доктора  он  считал  ослом  и  втайне  злоупотреблял
патентованным лекарством, которое приносил ему контрабандой его неутомимый
и преданный слуга тамил. Больные рассказывали друг другу  случаи  о  своей
жизни, играли в карты или, в пижамах, валялись по  целым  дням  в  кресле,
зевали и не обменивались ни единым словом. Госпиталь  стоял  на  холме,  и
легкий ветерок, врываясь в окна,  всегда  раскрытые  настежь,  приносил  в
комнату с голыми стенами мягкий аромат неба, томный запах земли,  чарующее
дыхание восточных морей. Эти запахи словно говорили  о  вечном  отдыхе,  о
нескончаемых грезах. Каждый день Джим  глядел  на  изгороди  садов,  крыши
домов, кроны пальм, окаймляющих берег, и дальше - туда, на рейд - путь  на
Восток, - на рейд,  усеянный  гирляндами  островков,  залитый  праздничным
солнечным светом, на  корабли,  маленькие,  словно  игрушечные,  на  суету
сверкающего рейда, - эта суета напоминала шумный языческий праздник,  -  а
вечно ясное восточное небо и улыбающееся  мирное  море  тянулось  вдаль  и
вширь до самого горизонта.
   Как только Джим стал ходить без палки, он спустился в город разузнать о
возможности вернуться на родину.  В  то  время  благоприятного  случая  не
представлялось, и, выжидая, он, естественно,  сошелся  в  порту  с  людьми
своей профессии. Они были двух сортов. Одни - их  было  очень  мало,  и  в
порту их  видели  редко  -  жили  жизнью  таинственной;  то  были  люди  с
неугасимой энергией, темпераментом пиратов и глазами мечтателей. Казалось,
они блуждали в лабиринте безумных планов, надежд, опасностей, предприятий,
в стороне от цивилизации, в неведомых уголках моря;  в  их  фантастическом
существовании  смерть  была  единственным  событием,  казавшимся   разумно
законченным. Больши