отчас же наклонился. Хотел бы я  знать,  кто  бы  этого  не
сделал!
   - Что вы там видите? - спросил он.
   - Ничего, - сказал я, ужасно пристыженный.
   Он смотрел на меня уничтожающим, презрительным взглядом.
   - Вот именно, - сказал он. - А если бы поглядел я - я бы увидел. Говорю
вам, ни у кого нет таких глаз, как у меня.
   Снова он вцепился в мое плечо и притянул меня  к  себе,  желая  сделать
какое-то конфиденциальное сообщение.
   - Миллионы розовых жаб. Ни у кого нет таких глаз, как у меня. Это хуже,
чем смотреть на тонущее судно. Миллионы розовых жаб. Я  могу  смотреть  на
тонущие суда и целый день курить трубку. Почему мне не отдают моей трубки?
Я бы курил и следил за этими жабами. Судно кишело ими. Знаете ли, за  ними
нужно следить.
   Он шутливо подмигнул. Пот капал у меня со лба; тиковая тужурка прилипла
к  мокрой  спине;  вечерний  ветерок  стремительно  проносился  над  рядом
незанятых кроватей, жесткие складки занавесей шевелились, стуча кольцами о
медные прутья, одеяла на кроватях развевались, бесшумно приподнимаясь  над
полом, а я продрог до  мозга  костей.  Мягкий  ветерок  тропиков  играл  в
пустынной палате, как зимний ветер, разгуливающий по старой риге  на  моей
родине.
   - Не давайте ему орать, мистер! - крикнула  издали  жертва  несчастного
случая; этот отчаянный сердитый крик пронесся по палате, словно  трепетный
зов в туннеле. Цепкая рука  тянула  меня  за  плечо;  он  многозначительно
подмигнул.
   -  Знаете  ли,  судно  так  и  кишело  ими,  и  нам  пришлось  убраться
потихоньку, - быстро залепетал он. - Все розовые. Розовые  -  и  огромные,
как мастифы. На лбу один глаз, а вокруг пасти  отвратительные  когти.  Уф!
Уф!
   Он задергался, словно через него  пропустили  гальванический  ток,  под
одеялом обрисовались худые ноги; потом он выпустил мое плечо и стал ловить
что-то в воздухе; тело его трепетало, как ненатянутая струна арфы. И вдруг
ужас,  таившийся  в  стеклянных  глазах,  прорвался  наружу.  Его  лицо  -
спокойное, благородное лицо старого вояки - исказилось на моих глазах: оно
сделалось отвратительно  хитрым,  настороженным,  безумно  испуганным.  Он
сдержал вопль.
   - Шш... Что они там сейчас делают? - спросил он, украдкой  указывая  на
пол и из предосторожности понижая голос. Я понял значение этого  жеста,  и
мне стала противна моя собственная проницательность.
   - Они все спят, - ответил я, приглядываясь к нему. Правильно.  Этого-то
он и ждал; именно эти слова и могли его успокоить.
   Он перевел дыхание.
   - Шш... Тише, тише. Я здесь старожил. Знаю этих тварей. Надо размозжить
голову  первой,  которая  пошевелится.  Слишком  их  много,  и  судно   не
продержится дольше десяти минут.
   Он снова заохал.
   - Живей! - закричал он вдруг, и крик его перешел в протяжный  вопль.  -
Они все проснулись... их миллионы! Ползут по мне! Подождите! Подождите!  Я
их буду давить, как мух! Да подождите же меня! На помощь! На по-о-омощь!
   Несмолкающий  вой  завершил  мое  поражение.  Я   видел,   как   жертва
несчастного случая в отчаянии воздела обе  руки  к  забинтованной  голове;
фельдшер в халате, доходившем ему до подбородка, появился в дальнем  конце
палаты - маленькая фигурка, словно видимая  в  телескоп.  Я  признал  себя
побежденным и, не теряя времени, выскочил в одну из застекленных дверей на
галерею. Вой преследовал меня, словно  мщение.  Я  очутился  на  пустынной
площадке, и вдруг  все  вокруг  затихло;  я  спустился  по  блестящим,  не
покрытым ковровой дорожкой  ступеням  в  тишине,  давшей  мне  возможность
собраться с мыслями. Внизу я встретил одного из врачей госпиталя;  он  шел
по двору и остановил меня.
   - Зашли проведать своего матроса, капитан? Думаю, мы можем  завтра  его
выписать, хотя эти молодцы понятия не имеют  о  том,  что  следует  беречь
здоровье. Знаете ли, к нам попал старший  механик  с  того  паломнического
судна. Любопытный случай. Один из худших видов delirium tremens.  Три  дня
он пил запоем в трактире этого грека  или  итальянца.  Результаты  налицо.
Говорят, в день он выпивал по четыре бутылки бренди. Изумительно, если это
только правда. Можно подумать,  что  внутренности  его  выстланы  листовым
железом. Ну, голова-то, конечно, не выдержала, но любопытнее всего то, что
в бреду его  замечается  некая  система.  Я  пытаюсь  выяснить.  Необычное
явление - нить логики при delirium tremens. По традиции, ему следовало  бы
видеть змей, но он их не видит. В наше время добрые, старые традиции не  в
почете.  Его  преследуют  видения...  э...  лягушечьи...  Ха-ха-ха!   Нет,
серьезно, я еще не встречал такого  интересного  субъекта  среди  запойных
пьяниц. Видите ли, после такого возлияния ему полагается умереть.  О,  это
здоровенный парень. А ведь двадцать  четыре  года  прожил  под  тропиками.
Право же, вам следует взглянуть на него. И вид у этого  старого  пьянчужки
благородный. Самый замечательный человек, какого я когда-либо  встречал...
конечно, с медицинской точки зрения. Хотите посмотреть?
   Я слушал его, проявляя из вежливости надлежащий  интерес,  но  потом  с
сожалением прошептал, что у