ожидая  перемены  погоды  или  прилива.
Английская  канонерка,  белая  и  нарядная,  с  двумя  стройными  мачтами,
пересекла им однажды путь; в другой раз  голландский  корвет,  с  тяжелыми
мачтами, появился за кормой, медленно пробираясь в тумане.
   Незамеченные или не удостоившиеся внимания, они ускользнули  -  усталая
банда тощих изгнанников, обезумевших от  голода  и  преследуемых  страхом.
Браун думал пробраться к Мадагаскару, где надеялся - и не без основания  -
продать шхуну в Таматаве,  не  нарываясь  на  вопросы,  или,  быть  может,
получить на нее фальшивые документы. Но  раньше  чем  пускаться  в  долгое
плавание через Индийский океан, нужно было раздобыть пищу и воду.
   Возможно, что он слыхал о Патюзане, или же случайно увидел  это  слово,
написанное маленькими буквами на карте; должно быть, он разыскал  название
большой деревни  в  верховьях  реки  в  туземном  государстве,  -  деревни
совершенно беззащитной,  лежащей  далеко  от  морских  путей  и  подводных
кабелей. Такие вещи он, преследуя свои выгоды,  проделывал  и  раньше,  но
теперь это было абсолютно необходимо, вопрос жизни и смерти - или, вернее,
свободы. Свободы! Он был убежден, что раздобудет  провизию  -  мясо,  рис,
сладкий картофель. Отощавшая банда предвкушала пир.  Быть  может,  удастся
нагрузить шхуну местными продуктами и - кто  знает?  -  раздобыть  звонкой
монеты! Можно нажать на кое-кого  из  вождей  и  деревенских  старшин.  Он
говорил мне, что скорее готов  был  поджаривать  им  пятки,  чем  получить
отказ. Я ему верю. Его люди тоже ему верили. Они не ликовали  громко,  ибо
были молчаливой бандой, но как стая волков быстро приготовились к делу.
   Погода ему  благоприятствовала.  Несколько  дней  штиля  привели  бы  к
страшным сценам на борту шхуны, но благодаря береговым  и  морским  бризам
Браун меньше чем через неделю миновал пролив Сунда и бросил якорь у  устья
Бату-Кринг, на расстоянии пистолетного выстрела от рыбачьей деревушки.
   Четырнадцать человек уселись в баркас (баркас был большой, так  как  им
пользовались для перевозки груза) и отправились вверх по течению  реки,  а
двое остались охранять шхуну, причем пищи у них было достаточно, чтобы  не
умереть с голоду в течение десяти дней.  Прилив  и  ветер  помогли  им,  и
однажды после полудня большая белая шлюпка под рваным парусом, подгоняемая
морским бризом, подошла  к  Патюзану;  четырнадцать  отъявленных  негодяев
жадно смотрели  вперед,  держа  пальцы  на  спуске  дешевых  ружей.  Браун
рассчитывал, что его прибытие вызовет ужас и изумление. Они  подплыли  как
раз в то время, когда кончился прилив. За частоколом раджи не заметно было
никаких признаков жизни;  первые  дома  по  обоим  берегам  реки  казались
покинутыми. Выше виднелись несколько каноэ, шедшие полным ходом. Браун был
удивлен, увидев такой большой поселок.  Царило  глубокое  молчание.  Ветер
стих; команда вытащила два весла и повела шлюпку к верховьям,  предполагая
высадиться в центре города, раньше чем жителям  придет  в  голову  оказать
сопротивление.
   Но,  по-видимому,  старшина  рыбачьей  деревушки  у   реки   Бату-Кринг
ухитрился своевременно послать предостережение. Когда шлюпка поравнялась с
мечетью (построенной Дорамином; здание с коньками и разными украшениями из
коралла), на площади толпился  народ.  Поднялся  крик,  и  вверх  по  реке
понесся звон гонгов. Где-то наверху выстрелили из  двух  маленьких  медных
шестифунтовых пушек, и ядро упало в воду, подняв сноп брызг,  засверкавших
в лучах солнца. Орущая толпа перед мечетью начала стрелять  залпами;  пули
летели перпендикулярно течению реки. Баркас обстреливали с обоих  берегов,
и люди Брауна отвечали беглым огнем наобум. Весла были подняты.
   На этой реке отлив при половодье  наступает  очень  быстро,  и  шлюпка,
находившаяся посреди реки, почти скрытая в дыму, пошла  задним  ходом.  На
обоих берегах дым сгустился и ровной полосой  тянулся  ниже  крыш,  словно
длинное облако, перерезающее склон горы. Воинственные  крики,  вибрирующий
звон гонгов, глухая  дробь  барабанов,  яростные  вопли,  треск  выстрелов
сливались в оглушительный шум;  Браун  был  ошеломлен,  но  твердой  рукой
держался за румпель; им овладело  бешенство  и  ненависть  к  этим  людям,
которые осмелились защищаться. Двое из  его  команды  были  ранены,  и  он
увидел, что  отступление  отрезано  несколькими  лодками,  отчалившими  от
частокола Тунку Алланга и остановившимися ниже на реке. Он насчитал  шесть
лодок, переполненных людьми.
   Окруженный со всех сторон, он заметил вход в узкую речонку - ту  самую,
куда прыгнул Джим во время отлива. Сейчас вода стояла высоко.  Введя  туда
шлюпку, он и его люди высадились и расположились на  маленьком  холме,  на
расстоянии девятисот ярдов  от  укрепления;  теперь  они  возвышались  над
крепостью.  Склоны  холма  были  голые,  но  на  вершине  росло  несколько
деревьев. Они их срубили для бруствера и до наступления темноты укрепились
на этой позиции: тем  временем  лодки  раджи,  соблюдая  странным  образом
нейтралитет, оставались на реке. После захода солнца  запылали  костры  из
валежника на берегу реки и между двойным  рядом  домов  на  суше,  освещая
черный рельеф крыш, группы стройных пальм, густые рощи фруктовых деревьев.
Браун приказал поджечь  траву  вокруг  своего  лагеря;  низкое  кольцо  из
огненных язычков под медленно поднимающимся дымом быстро сбежало  вниз  по
склонам холма; кое-где с громким, злобным треском загорались сухие  кусты.
Ружейным огнем удалось зажечь траву, но огонь угас у опушки леса  и  вдоль
болотистого берега речонки. Полоска джунглей в сыром овраге между холмом и
частоколом раджи приостановила с этой стороны  огонь;  с  громким  треском
лопались стволы бамбука.
   Небо было  темное,  бархатистое,  усеянное  звездами.  Над  почерневшей
землей поднимались короткие ползучие завитки дыма; потом налетел  ветер  и
развеял дым. Браун думал,