.

Вздрогнул Керим, ощутив острую боль. Ему почудилось, что нагайка врезалась в 
его плечо, оставив кровавый след и обиду в сердце, как тогда на майдане, в день 
первой встречи его, бедного каменщика, с могущественным Али-Баиндуром.

Невыразимая тоска сдавила грудь, рухнул воздвигнутый с таким трудом храм 
спасения. О Мохаммет, как допускаешь ты жестокую 
несправедливость!
Тупо смотрел Керим на улицу. Где-то надрывался Али-Баиндур. Где-то оправдывался 
Багир, бежали сарбазы с копьями наперевес, вспыхнули факелы, ярко освещая двор. 
Зловещие блики дрожали на башнях.

Утро наступало сумрачное. Так казалось Кериму, но в действительности солнце 
палило нещадно… Что делать? Догадается ли хан? Посланный Керимом на разведку 
Датико сообщил, что муж гречанки выстрелом испортил все дело. А сейчас там 
веселье… Если хан заподозрит – не поленится снять с Керима кожу… Аллах да 
поможет не попасть живым в когти шайтана!.. Керим нащупал за поясом сосудик с 
индусским ядом и рукоятку кинжала. Нет, в минуту безнадежности да будет защита 
Керима над 
любимыми!
Крепость притихла. Али-Баиндур ходил, словно гроза над морем. Он кричал, топал 
ногами, замахивался саблей.

Допрошенные онбаши клялись: ничего подозрительного в крепости не было. Баиндур 
не мог отделаться от навязчивой думы, что Керим умышленно выпроводил его из 
Гулаби. Но зачем? Хан был далек от истины, но ум его лихорадочно работал: 
неужели знал о возвращении пирата и желал унизить его, Али-Баиндура? Или 
рассчитывал, что хан вступит в неразумную битву с неучтивым мужем и до 
алмазного уха шаха Аббаса ветер донесет о безрассудстве начальника крепости, и 
Керим завладеет его местом? Кто из собак донес о его жестоком обращении с 
пленником? Хан свирепел и уже почти верил своим предположениям. Не напрасно 
Керим 
скрывается!
В это мгновение вошел Керим. Он решил печально выразить хану сочувствие, 
подосадовать на непредвиденный случай. Но, взглянув на свирепо дергающиеся усы, 
расхохотался громко, неудержимо, до слез.

— Хан, гречанка тут ни при чем, – неизбежно мне послать ей жемчужное ожерелье, 
браслет тоже. Воспламененная твоей осанкой, она исполнила обещанное и до 
возвращения 
дельфина…
— О шайтан из шайтанов! Ты еще осмеливаешься?.. – Баиндур задыхался, изумленно 
уставился на дерзкого и внезапно сам захохотал.

Простодушно вторил ему Керим. А хан с облегчением думал: «Значит, все 
происшедшее было лишь глупой случайностью глупой ночи! И «лев из львов» 
останется в полном неведении».

— Дерзкий, или у тебя шкура из железа? Или на защиту Караджугая надеешься? О 
безумный, 
знай…
— Знаю, глубокочтимый хан. Аллах проявил к нам приветливость. Послал в 
проклятое Гулаби немного смеха. Если не принять облик веселого джинна, от пепла 
уныния можно незаметно состариться.

— Клянусь Кербелой, ты 
прав!
— О покровитель возлюбленных! О улыбчивый див! Сердце мое было приведено в 
восхищение: ты не только стука взбесившегося мужа, но и моего выстрела не 
услыхал.

— Бисмиллах, это ты осаждал 
дом?!
— Я сказал себе такие слова: «Не следует подвергать хана одиночному возвращению.
 Разве мало ослов, любящих ночь легкой наживы? И да избавит аллах каждого от 
гнева шах-ин-шаха! Лучше скрыть все под щитом забвения».

И Керим пустился в объяснения, как, оставив верного Багира, он поспешил к дому, 
где хан раскинул свой стан и оставался равнодушным к реву приплывшего дельфина, 
который так неистово бил хвостом о калитку, что кирпичи вываливались из стены, 
– кирпичи, но не Али-Баиндур-хан. Тут он, Керим, решил пробудить в хане 
воспоминания о разъяренном мяснике – ревнивце из притчи времен Харун-ар-Рашида.

Керим вынул из-за пояса пистолет, полученный в подарок от Пьетро делла 
Валле:
— Вот кто вовремя нарушил блаженство смелого хана.

«Гречанка выбила из меня последние мозги, – думал повеселевший Али-Баиндур, – 
как мог я заподозрить Керима? Но наградил ли меня аллах вообще мозгами? Ибо, 
вместо того чтобы предаться усладе из услад, я уподобился Шахразаде и половин