фазаном. Зураб отпивал холодное красное вино, любуясь неувядаемой красотою 
сестры.

Он только что из Крцаниси. В летнем доме князя Липарита было малое совещание, 
выбиралось посольство к Мухран-батони. Князья, долгие годы враждовавшие между 
собой, теперь поняли свое предназначение, и ни одна буря не расшатает больше 
крепких, непоколебимых княжеских устоев.

Русудан иронически улыбнулась. Она уверена, что, пока существуют Шадиманы и 
Андукапары, не может быть устойчивого мира. Нельзя доверять безмятежному небу, 
когда за горой сгущаются тучи.

Опустив чашу на ковер, Зураб заинтересовался: уж не думает княгиня Русудан об 
азнаурах, вновь сумевших оседлать эти тучи? Но каждому фрукту свое время. 
Сейчас Георгий Саакадзе князь не только по титулу, но и по делам. Он должен 
презреть мелкое сословие и вместе с князем Арагвским подняться на недосягаемую 
вершину могущества. Помогая ему в войнах, Зураб рассчитывал на его 
признательность.

Русудан надменно вскинула 
голову:
— Бог не обидел памятью Георгия, он никогда не забывает ни друзей, ни врагов. 
Но приходится удивляться, почему Зураб готов так легко примириться с волчьей 
стаей? Неужели он забыл, как Шадиман обманом выманил арагвинское войско, а 
потом в темную ночь, в ущелье, подкрадывался к замку благородного Нугзара, их 
доблестного отца, где собралась фамилия не только Саакадзе, но и Эристави 
Арагвских? Неужели Зураб надеется на какую-либо перемену в «змеином» 
князе?
Наполнив до краев, Зураб высоко поднял чеканную 
чашу:
— Как я пью это вино, так заставлю Шадимана выпить чашу его собственной крови! 
Я прибью шкуры друзей его к порогам моего замка! 
Я…
Едва переводя дух, вбежал Автандил и задорно похвастал своей удачей: готовясь к 
званию «барса», он сейчас в метании копья победил меткого Элизбара.

— Щенок! – вдруг загремел Зураб, вскакивая. – Кого ты можешь победить? – и, 
оглядев Автандила с головы до ног, неожиданно размахнулся и ударил его по 
щеке:
Автандил зашатался, беспомощно заморгал, держась за щеку, но вдруг остервенело 
скинул куладжу, сорвал со стены шашку и 
взревел:
— Защищайся, 
князь!
Зураб едва успел схватить с тахты свою шашку.

Сверкнули клинки, высекая искры. Рассвирепевший Автандил в бешенстве наносил 
удары. Зураб, отступая, с трудом отбивался. Сначала они метались по дарбази, и 
Зураб то ощущал спиной деревянную облицовку стены, то пятился к нишам, сбивая 
роговые светильники, то вскакивал на тахту, то прижимался к узорным столбикам. 
Наконец Автандил вытеснил оскорбителя из дарбази. Лязг шашек послышался где-то 
наверху.

Русудан наполнила чашу вином и стала отпивать спокойными глотками, вытирая губы 
кончиком расшитого платка. Раздались грохот, звон разбитого стекла, гудение 
падающей меди, крики, топот ног. В дарбази вбежала Дареджан, жена 
Эрасти:
— Княгиня, княгиня, горе мне! Они убьют друг 
друга!
Русудан, надкусив засахаренное яблоко, протянула ей 
чашу:
— Садись и пей, Дареджан. Не так легко убить Зураба Эристави и Автандила 
Саакадзе.

И действительно, обежав верхний этаж, позвенев клинками на плоской крыше, 
скатившись с каменных лестниц, противники впрыгнули через окно в дарбази, 
наполняя его грохотом.

— Куда усадить его, моя прекрасная мать? – И Автандил притиснул Зураба к стене.

— Усади его поближе к вину, мой сын! – И Русудан доверху налила чашу брата.

Автандил, тесня Зураба к тахте, ловким ударом выбил из его рук шашку и принудил 
опуститься на мутаку. Восхищенный Зураб разразился хохотом. Дареджан незаметно 
перекрестилась.

— Теперь я вижу, что в тебе течет кровь князей Эристави Арагвских! – Зураб 
бурно обнял племянника, трижды поцеловал и протянул ему, сняв с пальца, 
рубиновый перстень.