ешил сам навестить своего помощника. В субботу после 
работы Арсакидзе.дошел домой, до стал кошелек, подаренный ему царем, и разложил 
на столе золотые монеты. Среди них были иранские дирхемы, грузинские и 
греческие золотые монеты. Внимательно рассматривал их художник. Некоторые – из 
них были исполнены с большим мастерством. На одних был изображен Влахернский 
храм, на других – всадник с соколом на левой руке, на третьих – молодой месяц и 
львы. Арсакидзе отобрал десять золотых, а остальные спрятал.
     На окраине города Арсакидзе встретил какогото плешивого дьякона и стал 
расспрашивать его, не знает ли он, где тут живет ваятель Аристос?
     Дьякон почесал затылок, подумал и затем объяснил:
     – Перейди, сынок, вон тот мостик, держись влево от той горки и дойдешь до 
ущелья, в котором у старой часовни живут всякие ремесленники: каменщики, 
сапожники, рабы и прочая разная голь.
     Если не ошибаюсь, у самой часовни проживает и тот каменотес, которого ты 
ищешь. Не доходя до часовни, увидишь двор, обнесенный высоким частоколом, а во 
дворе стоят изваяния ангелов и разные надгробные камни.
     – Скажите, отче, – спросил Арсакидзе старика,а далеко ли дом этого 
ваятеля?
     Дьякон, протянув на север свою коротенькую руку, ответил:
     – Нет, сынок, недалеко, прямо рукой подать. Только смотри – в дороге на 
тебя нападут злые собаки, держи меч наготове, а то видишь, как они разодрали 
мне чоху.
     Арсакидзе поблагодарил дьякона и вышел через мостик на проселочную дорогу, 
которая вела сперва среди разрушенных землетрясениями каменных домов, а потом 
пошла среди убогих хижин и лачуг, покрытых прогнившей коегде дранью и соломой. 
На кольях торчали жонские черепа, а к низким, пошатнувшимся заборам были 
прибиты подковы. Изпод полуразвалившихся изгородей выскакивали собаки. 
Константину не хотелось замахиваться на них мечом, он подобрал на дороге 
довольно крепкую дубинку и, шлепая по колено в грязи, с боем пробивал себе 
дорогу через поселок.
     С любопытством глазели пожелтевшие от лихорадки босые ребятишки и 
полуголые нищие на этого «чудака», который, имея при себе длинный меч, 
отбивался от собак грязным колом.
     Дорога оказалась куда длиннее, чем короткие руки плешивого дьякона!
     Арсакидзе уже начал отчаиватьсяне видно было ни ущелья, ни часовни, ни 
ангелов ваятеля Аристоса.
     «Между прочим, – удивлялся Арсакидзе, – с каких это пор Аристос Бодокия 
начал выделывать изображения ангелов и тесать надгробные плиты?»
     Еще раз переспросил он встречных, и многие подтвердили то, что сообщил 
дьякон. Арсакидзе теперь уж окончательно поверил, что Аристос занимается такой 
побочной работой.
     «Верно, нужда заставила», – подумал Арсакидзе.
     Не любил плакаться Бодокия на свою бедность. Еще в тот день, когда царь 
подарил главному зодчему тридцать пять золотых, Арсакидзе предлагал десять из 
них Бодокии, хоть взаимообразно, но тот наотрез отказался, говоря:
     – На тебе такая изношенная чоха, мастер, лучше закажи себе богатый 
далматик, какие носят царские вельможи.
     Чем дальше шел Арсакидзе, тем непригляднее становились хижины по обеим 
сторонам дороги. Видно было, что эти бедные люди не боялись чумы, они спокойно 
работали в садах и огородах, коегде даже раздавалась песня. Ленивые буйволы 
валялись в лужах, у мельницы ревели навьюченные ослики, исхудалые коровы мычали 
у ворот, беспрестанно тявкали собаки.
     Наконец добрался Арсакидзе до часовни. Еще раз спросил он дом ваятеля 
Аристоса. Какаято старуха, тащившая хворост, остановилась и указала ему 
пальцем на белый каменный домик, который казался дворцом среди этих бедных 
хижин. Арсакидзе поразился. Мастер Бодокия вечно ходил в ветхой, изодранной 
чохе. А тут открылась совершенно иная картина. Вокруг белого дома был разбит 
довольно обширный виноградник и фруктовый сад. В загоне топтались овцы, среди 
множества ангелов вытесанных из белого камня, расхаживали буйволы и ослики. Тут 
же заметил Арсакидзе мастерскую, у входа в которую валялись базальтовые глыбы, 
мраморные бюсты, памятники, кресты в человеческий рост. Несколько каменщиков 
сидели на корточках, и дружное постукивание их молотков и резцов разносилось по 
округе. Арсакидзе остановился у ворот и стал звать:;
     – Хозяин, эй, хозяин!
     Каменотесы не слышали зова. Тогда Арсакидзе открыл ворота и смело вошел во 
двор. Он окинул взором фигуры жирных, толстозадых и кривоногих ангелов, 
какихто пузатых епископов и вельмож в далматиках, изваяния бараньих голов, 
барельефы оседланных лошадей.
     Арсакидзе ужаснулся – он был потрясен тем, что мастер Бодокия, который на 
барельефах Светицховели с таким тончайшим искусством изображал изящных ангелов, 
держащих в грациозных руках трубы, тесал из камня прекрасные розетки и кисти 
винограда, гибкие спины убегающих ланей и антилоп, мог тратить свое драгоценное 
время на такие бездарные изделия.
     Арсакидзе подошел к каменотесам и приветствовал их. Седой рабочий поднял 
голову, вытер рукавом пот с лысины и, не отвечая на приветствие, спросил 
пришельца:
     – Кого тебе надо, сударь?
     – Ваятеля Аристоса, – ответил гость. Каменотес встал, подошел к крыльцу 
дома и крикнул:
     – Мастер, эй, хозяин!…
     Пока хозяин явился, Арсакидзе, осмотрев нескольких ангелов, подошел к 
б