ялись, глядя на переодетых в отрепья Гиршела и 
Вамеха. У лошадей, на которых ехали Гиршел и Вамех, то и дело лопались подпруги.
 Всадники сошли с коней и повели их на поводу. Лошадь Гиршела продвигалась с 
трудом. Ее подталкивал сзади Вамех, и таким образом двое богатырей тащили одну 
лошадь. Поднялись на плоскогорье, покрытое остролистником. Тоскливо пищали в 
кустах глухари. Подстрелили двух. Развели костер, зажарили дичь. У Габо 
оказалось в бурдюке вино. К ним подъехали трое пховцев в латах. Пховцы опять 
расспрашивали, кто они такие и по какому делу явились в Пхови.
     Георгий предложил старейшему из них полный рог вина.
     – Скажи, дед, кто теперь правит Пхови?
     – Эристав Колонкелидзе.
     – Но ведь он слепой?
     – Слепой, да видит лучше того, кто глаза ему выжег.
     – А кто выжег ему глаза?
     – Да этот собачий сын, царь Георгий! Владетель Квелисцихе, чтобы скрыть 
улыбку, принялся уплетать глухаря.
     Когда пховцы отошли, Георгий обратился к эриставу:
     – Если бы другим царям вздумалось, подобно мне, бродить переодетыми, то, 
уверяю тебя, они бы еще и не то услышали.
     В сосновом лесу стреножили коней и раскинули на земле войлоки. Спали по 
очереди. Большая Медведица прошла свой небесный путь. По лесу пронесся странный 
звук, похожий на мяуканье кошки. Гиршел схватил меч и. бросился в чащу.
     Он вернулся с пустыми руками и подсел к угасавшему огню.
     – Что тебе почудилось, Гиршел? – спросил Георгий.
     – Кажется, это были гепарды.
     При упоминании о гепардах проснулись Вамех и Габо. Они прислушались. Из 
ущелья доносился вой, похожий на мяуканье мартовских котов.
     – Лютый зверь гепард, – сказал Гиршел. – Все звери боятся человека. Даже 
лев и тот без причины не нападет на людей. А вот гепард не боится. В Египте он 
не только ночью, но и днем похищает детей. В Алеппо гепард растерзал муллу 
вместе с ослом, на котором тот ехал.
     – Разве гепарды водятся в Египте? – спросил Габо.
     – Гепарды водятся как раз вот на таких утесах, какие мы только что 
проехали. Они устраивают свое логово среди скал. А если у здешних гепардов 
имеются щенки, то нам сегодня ночью придется попрощаться с нашими лошадьми.
     – Как? Разве гепарды нападают и на лошадей? – спросил Вамех.
     – Не только на лошадей! Они иногда нападают даже на слонов и вскакивают им 
на спины. Особенно страшна самка. Среди хищников самым храбрым зверем считается 
самка гепарда…
     Чем больше углублялись они в Пхови, тем труднее становилось путешествие. 
На каждой горе подстерегала их крепость, в устье каждого ущелья поджидали 
дозорные. На каждом шагу приходилось давать взятки хевистави.
     Становилось уже небезопасным выдавать себя за скупщиков лошадей. В 
нескольких местах они старались чтонибудь узнать о лазутчиках Звиада, и им 
сообщили, что те бежали в Уплисцихе. Показались горы ястребиного цвета. 
Следующую ночь путники провели под скалой. Посовещавшись, решили ехать дальше 
врозь и на расспросы отвечать всем поразному. Царь и зристав должны были 
говорить, что они рабы царя Георгия, убежавшие из уплисцихской темницы. 
Оруженосцу и скороходу было приказано не пить пива, избегать женщин и не 
заходить в гости. На перекрестке путники разошлись в разные стороны. Условились 
встретиться на храмовом празднике и принести туда каждому по жертвенному 
козленку.
     Георгий знал, что к гостям с жертвенным приношением пховцы относятся 
радушно. Вамеху и Габо было приказано бранить при каждом удобном случае царя 
Георгия и Звиадаспасалара и таким образом узнавать настроение жителей Пхови. 
Поручили не поминать добром и католикоса Мелхиседека, хулить Мамамзе, дидойцев 
и галтайцев. Пошли пешком. Коней оставили в ближайшем лесу. Владетель 
Квелисцихе никогда не бывал в Пхови. Все здесь ему казалось необычайным: 
пховские иконы, хевисбери, молельни у дорог, сложенные из камней. Он 
посочувствовал роженицам, запертым в навозном хлеву в конце села. Наконец 
прибыли на храмовый праздник. Георгий и Гиршел купили козлят и поодиночке вошли 
в ограду молельни. Гиршел с любопытством разглядывал внутренность пховской 
молельни с высокими сводами и колоннами, украшенными турьими рогами. Он издали 
следил за Георгием и подражал ему в поведении. Смотрел, как хевисбери подводил 
к месту «искупления» умалишенных и ставил им на шеи древко хоругви, как хуци – 
главный священнослужитель – колдовал над больными и связанными по рукам 
сумасшедшими, позвякивал бубенцами хоругвей. Во дворе молельни галдели пховцы, 
одетые в кольчуги. Перед храмом на каменном жертвеннике покоилось большое знамя,
 Рядом стоял хуци. Георгий опустился на колени перед знаменем, в одной руке он 
держал козленка, а в другой – зажженную свечу.
     Хуци поднял голову и обвел взглядом небосвод.
     – Ааа, да прославит господь величие твое, святой Георгий! Для победы 
своей возьми Авшанидзе Глахуну во услужение к себе, не лишай его своей милости 
на многие лета, – произнес Георгий.
     – Ааа, слава господу, слава солнцу, солнечным ангелам! Молю тебя, 
победителя над врагами и над злой смертью! – изрек хуци.
     Затем он стал еще чтото бормотать, но ни царь, стоявший на коленях, ни 
Гиршел не могли уже ничего расслышать. Подошел дастури, взял у Георгия козленка 
и раскорячил его. Хуци перерезал козленку горло.
     Дастури подставил чашу и наполнил ее теплей кровью. Хуци подал знак 
Георгию, и тот, окунув пальцы в