ком забытьи сидел Георгий. Рядом с ним дымился наргиле. Звиад долго 
стоял перед царем, но тот словно забыл о его присутствии.
     Спасалар тихо кашлянул, чтобы напомнить о себе ушедшему в свои мысли 
Георгию. Царь поднял голову.
     – Не желаешь ли опиума? – спросил он Звиада.
     – Благодарю, государь, не надо.
     Царь указал глазами на кресло и еще некоторое время молчал. Затем он 
посмотрел в упор на спасалара.
     – Тебе говорю, Звиад: если Мелхиседек спросит тебя о Шорене, что ты 
ответишь ему?
     Звиад смутился.
     – Только то, что повелит мне мой государь. Георгий поник головой и 
повторил:
     – Только то, что повелит тебе царь?… Гм…
     – Почему изволишь так говорить, царь царей? – Нет, ничего, просто так 
сказал…
     Немного помолчав, он продолжал:
     – Царица поссорилась со мной – видно, мой духовник насплетничал… Мариам, 
наверное, сообщила обо всем католикосу. Если католикос потребует изгнания 
Шорены, захочет, чтобы ее выслали в Абхазию, постригли в Бедийский монастырь, 
не давай на это согласия ни в каком случае. Но если…
     Он. снова помолчал, а затем продолжал;
     – Но если католикос заупрямится, скажи ему от моего имени, что Шорену мы 
выдаем замуж за Гиршела, владетеля Квелисцихе, племянника моей матери… 
Постарайся не доводить до этого, но, если не будет другого выхода, скажи так. 
Скажи, что Гурандухт прислала уже приданое, а царь дал согласие. Выдаемде 
замуж за Гиршела, владетеля Квелисцихе. Скажи так, а там посмотрим, что будет…
     Снова почтительно поклонился Звиад и вышел. Царь вновь потянул опиум из 
наргиле и пустил клубы дыма.
     Некоторое время ок сидел одурманенный, затем бросил вдогонку уходящему 
спасалару:
     – Историей с красными сапогами воспользуйся посвоему!
     
XXIV
     
     Сумерки спускались с Саркинетских гор, когда Звиадспасалар вошел в сад 
католикоса. Угасающие лучи заката млели на распустившихся ветках персика. 
Откудато доносились резкие крики павлинов. Звиад направился во дворец 
Мелхиседека. Домашняя лань перебежала ему дорогу и, навострив уши, стала под 
миндалем. Посмотрела на него и, взыграв, понеслась к боковому флигелю.
     Огромные волкодавы с лаем бросились навстречу гостю. Обычно собаки не 
трогали Звиада, но на этот раз они так тесно окружили его, что он, покрикивая, 
стал отгонять их ножнами меча. Не обнажать же боевого меча против собак! Из 
флигелей выскочили слуги и разогнали псов.
     Дверь на балконе приоткрылась, в нее просунулась голова царского духовника 
Амбросия и быстро исчезла. Звиаду было неприятно, что он столкнулся с ним. Без 
слов поймет Амбросий, зачем приходил Звиад к Мелхиседеку, и сегодня же доложит 
обо всем царице. Царю и спасалару хотелось устроить так, будто Мелхиседек сам 
приостановил дело Фарсмана, и притом по государственным соображениям, так как 
делами нравственности и религии по преимуществу занимался он сам.
     Как только Звиад ступил на лестницу, тотчас же из галереи ему навстречу 
опять высунулся царский духовник.
     – Пожалуйте, Звиадбатоно, – с улыбкой приветствовал он гостя.
     Всегда нахмуренные, сросшиеся брови Звиада не разошлись, когда он нехотя 
ответил на приветствие попа и, опередив его, прошел в открытые двери.
     Он миновал три палаты. В них пахло ладаном и миррой. Восковые свечи 
мерцали перед иконами, висевшими в нишах. Двери опочивальни были открыты… Еще 
не входя туда, Звиад увидел бледное, увядшее лицо.Мелхиседека на фоне огромной 
подушки. У изголовья сидели настоятель мужского монастыря Стефаноз, мцхетский 
архиепископ Ражден и монах Гаиоз.
     Позади них стояли три светильщика. И здесь тоже мерцали бесчисленные свечи 
перед иконами и крестами. Когда Звиад, поклонился католикосу, и приложился к 
его руке, он почувствовал, что у Мелхиседека нет жара. Он. догадался, что 
болезнь католикоса выдумана, чтобы оттянуть его встречу с царем.
     У Звиада были такие, косматые брови и такие длинные ресницы, что иногда он 
казался спящим. Но Звиад был великий мастер постигать скрытые мысли людей. 
Теперь ему было ясно, почему католикос не пришел три дня тому назад на совет, 
созванный Георгием но поводу поставки новых материалов и новых рабочих для 
Светицховели.
     Когда кончились приветствия и взаимное осведомление о здоровье, Звиад 
почувствовал неловкость. Напрасно искал он предмета для начала беседы с 
католикосом. Царский духовник Амбросий все время вертелся перед ним и словно 
спрашивал его своими неприятными желтоватыми глазами: «Ну, выкладывай скорей, 
зачем явился. Все равно ведь я и без того все знаю».
     Точно вороны, восседали вокруг постели остальные монахи. Блюстителями 
молчания казались эти черноризцы, сидевшие в увешанной иконами опочивальне.
     Как простуженный буйвол, сопел чернобородый богатырь, отец Стефаноз, шумно 
тянул воздух широким, как труба, бородавчатым носом, ежеминутно поглаживая 
рукой холеную бороду, спускавшуюся до живота.
     Хлопал большими тяжелыми веками растрепанный архиеписко