е и я – мы хотели свергнуть царя Георгия и посадить 
на престол Чиабера. Мы заняли бы тогда Мцхету, осадили Уплисцихе, взяли бы 
крепости Тмогви и Фанаскерти. Царицу мы заточили бы в монастырь Бедиа, 
помирились бы с эмиром в Тбилиси, восстановили бы Армази и Зедазени, католикоса 
Мелхиседека и всех черноризых лазутчиков принесли бы в жертву над могилой 
Картлоса. Но ты в это время оказался в плену в Мцхете. Не одобрял я твоей 
поездки в Мцхету на Новый год…
     – Горе нам! – повторял Мамамзе и бил себя рукой по голове.Ах, если бы вы 
осуществили свои намерения, царь Георгий обезглавил бы меня. Если бы не схватка 
с проклятым медведем, я сумел бы сбежать с охоты.
     – Георгий – враг Византии, но он не всегда тверд, колеблется между 
католикосом и Фарсманом Персом. Некоторые думают, что Георгий заботился о 
судьбе икон, поверженных Колонкелидзе. Нет, не это, а возможность женитьбы 
Чиабера на Шорене бесила его. Три года назад он впервые увидел Шорену на 
престольном празднике в Мцхете. Он забыл свой сан, отстал от царицы и 
католикоса со свитой и как мальчишка бегал за нею и Чиабером. Когда мы 
собирались уезжать, он бросился к Шорене, подсадил ее на коня и, скрываясь за 
конем, приподнял подол платья и поцеловал ей ногу. Чиабер не видел этого, так 
как в это время тоже садился на коня. На похоронах Чиабера я следил за царем. 
Он только и глядел, что на скорбную Шорену. А на сороковой день приехал на 
поминки, чтобы снова увидеть ее.
     Эристав Мамамзе встал и взял в руки меч Чиабера. Он вонзил его острием в 
стол, покрытый ковром, и обратился к Тохаисдзе:
     – Клянись мне, Шавлег, отныне жить для того только, чтобы мстить Георгию 
за кровь Чиабера.
     – Клянусь святыней моих предков отрубить, как змее, голову Георгию, – 
произнес Шавлег Тохаисдзе и поднял вверх свою косматую черную десницу.
     Мамамзе вспомнил свой сон.
     На другой же день он послал Шавлега Тохаисдзе к Талагве Колонкелидзе 
сообщить ему подробно обо всем. Условились, что Колонкелидзе спустится в долину 
Арагвы и они соединенными силами осадят Уплисцихе и Мцхету. В тот же день 
Мамамзе вывел.Бордохан из темной землянки, снял с себя траур и сказал жене, что 
выдает дочь Кату замуж за Шавлега Тохаисдзе.
     Взволновалась Бордохан, вспомнила она про желание царя, переданное ей 
Мелхиседеком, – выдать Кату за Таричисдзе – и осмелилась возразить мужу:
     – А что же скажет царь?
     – Я сам буду держать ответ перед ним.
     
XV
     
     В лунную сентябрьскую ночь из бойницы крепости Мухнари дозорный заметил 
всадника, беспощадно гнавшего коня по направлению к Мцхете.
     Дозорный поднялся на вышку и тихо свистнул. Три тени с копьями в руках 
выступили из ворот крепости навстречу всаднику.
     Неизвестный на взмыленном латном коне потребовал свидания с начальником 
крепости. Его ввели в помещение; он поразил всех своим видом: в монашеской 
одежде, облепленный репьями – репьи были у него даже на шапке, в волосах, усах 
и бороде, – он походил на лешего.
     Он хотел говорить наедине с начальником крепости. Когда начальник удалил 
караульную охрану, неизвестный снял папаху, и на голове его блеснул шлем. Он 
обнажил голову, вытер пот со лба. Под его монашеской рясой поблескивал панцирь.
     Начальник крепости удивился монаху в рыцарских латах. Неизвестный, 
требовал, чтобы его немедленно провели в город и сегодня же допустили к 
Звиадуспасалару.
     Звиад поздно вернулся из Уплисцихе. Но его разбудили, так как монах 
отказывался говорить с другими.
     Это был лазутчик спасалара, настоятель Цхракарского монастыря Серапион.
     – Талагва Колонкелидзе вновь повел дружины дидойцев и галгайцев на Пхови,
 – сообщил он, – сжег иконы и кресты, разрушил церкви, а священников и монахов 
кого повесил на колокольнях, кого сбросил со скал. Ночью он поджег храм в 
Цхракари.
     Серапион по веревочной лестнице спустился с утеса и бежал лесом под 
покровом ночи. В Херки ему дали коня, и вот он прискакал в Мцхету. С большой 
дружиной собирается Колонкелидзе спуститься в Арагвское ущелье. Силы 
кветарского эристава в этом году вдвое превосходят прошлогодние.
     Лазутчик не мог ничего сообщить о намерениях Мамамзе. Знал он лишь о том, 
что Мамамзе выдает свою дочь Кату за Тохаисдзе.
     Георгий со своим двором находился в Уплисцихе, и поэтому Звиад на другой 
же день направился туда. Царь созвал совет старейшин.
     Во все эриставства были разосланы гонцы и скороходы. К девятому октября 
должны быть стянуты готовые к походу войска.
     До глубокой ночи заседал совет. Было решено, что Звиадспасалар немедленно 
выступит на Пхови, а через шесть дней сам царь поведет остальные войска. Звиаду 
было предписано выслать передовой отряд, который, обойдя Кветари с севера, 
закроет ворота в ущельях пховских гор и дойдет до крепости Торгами. Ему же было 
приказано по возможности избегать кровопролития, от крепостей брать заложников, 
не разрешать грабить население, добычу брать только доспехами и оружием, 
отпускать на волю брошенных в тюрьмы священнослужителей и монахов. Войско 
Звиада должно следовать за передовым отрядом и не начинать осады Кветарской 
крепости до прибытия царя. Царь знал, что Звиадспасалар не пощадит всей 
дружины, а возьмет неприступную