|
рь Георгий попросил католикоса к столу. Мелхиседек
благословил трапезу, помолился и первым преломил хлеб. Мандатуртухуцес и
амиреджиб поставили табаки. Подали царскую посуду, золотую и серебряную, ковши
Багратионов, отлитые из чистого золота. Амиреджиб поднес трапезу католикосу,
его помощникгрузинским и византийским вельможам и епископам.
Главный постельничий сидел рядом с главным книжником, за ним сидели
должностные лица, а в конце стола главный табунщик, главный начальник слуг и
конюшен. В Стороне стоял главный кравчий – краснощекий, длинноусый, с бритым
подбородком.
Когда вносили яства, он пробовал их на ладони. Когда давали вина, первым
отпивал их. Катепан Никифор Касавила объездил весь мир – от Китая до Ирландии,
и все же он с изумлением разглядывал золотые и серебряные подсвечники, стоявшие
по углам столовой палаты, ковши Багратионов, золотые подносы, азарпеши, пиалы,
посуду китайскую и иранскую. Он внимательно следил за торжественным
церемониалом при дворе Георгия Абазга.
Касавила представлял себе Грузию как страну почти варварскую. Он ранее
бывал послом при дворе сарацинского халифа и удивлялся, что грузины не едят
руками, как мусульмане, и не шумят за трапезой, а великие и малые кушают молча
и чинно.
Византийские епископы и за царским столом продолжали спор о пасхальном
календаре.
В то время в Византии среди богословов шел большой спор о том, как лучше
составить такой календарь, чтобы в нем совпадали по времени христианская и
иудейская пасхи. Архиепископ Ражден был страстным полемистом, и теперь он
жаждал вмешаться в этот спор, но он знал, что царь не любил, когда грузины
спорят о делах византийских, и потому перенес свое внимание на поданную на
стол осетрину.
Царь Георгий за его обжорство дал ему прозвище «Крокодил». И правда, он
походил на крокодила: с длиннымпредлинным носом, широким разрезом рта и
чешуйчатой прыщавой кожей.
Более ста различных блюд, поданных к столу, насчитал любопытный катепан
Касавила.
Как сам Касавила, так и остальные византийские гости с большой охотой ели
сладкие блюда и не притрагивались к приправленным перцем, уксусом и чесноком
колхидским яствам.
Упитанные византийские епископы вступили в состязание с грузинскими
епископами и безжалостно уничтожали арагвских лососей и усачей из Куры,
проклиная в душе главного повара за то, что он «испоганил» перцем и чесноком
чудесную осетрину и балык.
Еще не покончив с рыбными блюдами, они уже пялили свои масленые глазки па
зажаренных на вертеле поросят и жирных индеек.
Смирнский митрополит Иоанн, только что вернувшийся из Антиохии, где он с
мечом в руке бился с сарацинами, с такой отвагой нападал на арагвскую лососину,
что даже обжора Крокодил почувствовал себя побежденным.
Два раза застревала у митрополита в горле кость, а так как из Двух
епископов, сидевших рядом с ним, ни один не знал греческого языка, то на помощь
ему приходил Фарсман, который в тот день был приглашен на обед в качестве
толмача; Фарсман вовремя подносил митрополиту корку хлеба, и он глотал ее, чтоб
протолкнуть кость. Георгий знал и греческий и арабский языки, но во дворце
всегда говорили только погрузински.
Сам царь ел без удовольствия. Ему передалось плохое настроение Шорены.
Бледная и молчаливая, сидела она между Рыбьей Коровой и Гурандухт и сияла своей
неземной красотой среди упитанных жен эриставов. После обедни Шорена хотела
уйти домой – у нее болела голова, она предпочитала поплакать в одиночен стве,
но Гурандухт пригрозила оттаскать ее за волосы, если она не пойдет на царский
званый обед.
Царя злили греческие гости и особенно любопытство Касавилы, переходящее
всякие границы вежливости. О каждом куске, который Касавила клал себе в рот, он
неизбежно спрашивал Фарсмана: «А как изготовляется это кушанье?»
Когда подали раков, изготовленных поколхидски, Касавила решил, что
ракито во всяком случае не будут заправлены перцем. Он смело положил себе
кусок в рот, но обжегся и тут же без стеснения выплюнул его себе на левую
ладонь.
– В какой реке вы ловите этих перченых раков? – обратился он к Фарсману.
– Этих раков царь Георгий разводит в реках Колхиды, чтобы прижигать языки
чрезмерно любопытным гостям, – пошутил Фарсман.
Касавила много смеялся, когда узнал, чт,о раки «не разводятся
наперченными», а шпигуются своим же мясом, заправленным перцем и чесноком.
Касавила брал пищу левой рукой, так как на правой у него осталось всего
только два пальца. Он даже хвастался, что позапрошлый год на обеде у самого
римского папы Бенедикта VIII он также ел левой рукой. Пальцы он потерял при
следующих обстоятельствах: когда кесарь Василий ослеплял болгар, побежденных
при Цетиниуме, то как раз он, Касавила, руководил этой операцией. Один из
болгар заявил, что, он выдаст большую тайну, если ему дадут поговорить наедине
с самим Касавилой.
Когда к сенатору привели болгарина, он набросился на Касавилу, Сенатор
замахнулся на него правой рукой, но рассвирепевший пленник схватил его за руку
и откусил три пальца.
За это «геройство» Касавила и получил сан катепана. При этом он хвастался:
– Я победил болгар при Цетиниуме и велел ослепить пятнадцать тысяч врагов!
LIII
П
|
|