выражение. – Ну, бог с ним, со всем – в каждом человеке скрыто немного 
сентиментальности. – Она подмигнула мне сквозь дым своей сигаретки. – Даже в 
вас, вероятно.

– Откуда?..

– Да, да… – сказала Эрна. – И прорывается она совсем неожиданно…

– У меня не прорвется, – ответил я.

Я был дома до восьми часов, потом мне надоело одиночество, и я пошел в бар, 
надеясь встретить там кого-нибудь.

За столиком сидел Валентин.

– Присядь, – сказал он. – Что будешь пить?

– Ром, – ответил я. – С сегодняшнего дня у меня особое отношение к этому 
напитку.

– Ром – молоко солдата, – сказал Валентин. – Между прочим, ты хорошо выглядишь, 
Робби.

– Разве?

– Да, ты помолодел.

– Тоже неплохо, – сказал я. – Будь здоров, Валентин.

– Будь здоров, Робби.

Мы поставили рюмки на столик и, посмотрев друг на друга, рассмеялись.

– Дорогой ты мой старик, – сказал Валентин.

– Дружище, черт бы тебя побрал! – воскликнул я. – А теперь что выпьем?

– Снова то же самое.

– Идет.

Фред налил нам.

– Так будем здоровы, Валентин.

– Будем здоровы, Робби.

– Какие замечательные слова «будем здоровы», верно?

– Лучшие из всех слов!

Мы повторили тост еще несколько раз. Потом Валентин ушел.

* * *


Я остался. Кроме Фреда, в баре никого не было. Я разглядывал старые освещенные 
карты на стенах, корабли с пожелтевшими парусами и думал о Пат. Я охотно 
позвонил бы ей, но заставлял себя не делать этого. Мне не хотелось думать о ней 
так много. Мне хотелось, чтобы она была для меня нежданным подарком, счастьем, 
которое пришло и снова уйдет, – только так. Я не хотел допускать и мысли, что 
это может стать чем-то большим. Я слишком хорошо знал – всякая любовь хочет 
быть вечной, в этом и состоит ее вечная мука. Не было ничего прочного, ничего.

– Дай мне еще одну рюмку, Фред, – попросил я. В бар вошли мужчина и женщина. 
Они выпили по стаканчику коблера у стойки. Женщина выглядела утомленной, 
мужчина смотрел на нее с вожделением. Вскоре они ушли.

Я выпил свою рюмку. Может быть, не стоило идти сегодня к Пат. Перед моими 
глазами все еще была комната, исчезающая в сумерках, мягкие синие вечерние тени 
и красивая девушка, глуховатым, низким голосом говорившая о своей жизни, о 
своем желании жить. Черт возьми, я становился сентиментальным. Но разве не 
растворилось уже в дымке нежности то, что было до сих пор ошеломляющим 
приключением, захлестнувшим меня, разве все это уже не захватило меня глубже, 
чем я думал и хотел. разве сегодня, именно сегодня, я не почувствовал, как 
сильно я переменился? Почему я ушел, почему не остался у нее? Ведь я желал 
этого. Проклятье, я не хотел больше думать обо всем этом. Будь что будет, пусть 
я сойду с ума от горя, когда потеряю ее, но, пока она была со мной, все 
остальное казалось безразличным. Стоило ли пытаться упрочить свою маленькую 
жизнь! Все равно должен был настать день, когда великий потоп смоет все.