поставили на Джипси II и Майский Сон.

Вдруг кто-то упал. Это был один из двух тощих мужчин, стоявших у столиков. Он 
соскользнул вдоль стены и тяжело рухнул. Почтовые чиновники подняли его и 
усадили на стул. Его лицо стало серо-белым. Рот был открыт.

– Господи боже мой! – сказала одна из проституток, полная брюнетка с гладко 
зачесанными волосами и низким лбом, – пусть кто-нибудь принесет стакан воды.

Человек потерял сознание, и я удивился, что это почти никого не встревожило. 
Большинство присутствующих; едва посмотрев на него, тут же повернулись к 
тотализатору.

– Такое случается каждую минуту, – сказал Густав. – Безработные. Просаживают 
последние пфенниги. Поставят десять, хотят выиграть тысячу. Шальные деньги им 
подавай!

Кучер принес из табачного киоска стакан воды. Черноволосая проститутка смочила 
платочек и провела им по лбу и вискам мужчины. Он вздохнул и неожиданно открыл 
глаза. В этом было что-то жуткое: совершенно безжизненное лицо и эти широко 
открытые глаза, – казалось, сквозь прорези застывшей черно-белой маски с 
холодным любопытством смотрит какое-то другое, неведомое существо.

Девушка взяла стакан и дала ему напиться. Она поддерживала его рукой, как 
ребенка. Потом взяла булочку со стола флегматичного обжоры с волосами ежиком:

– На, поешь… только не спеши… не спеши… палец мне откусишь… вот так, а теперь 
попей еще…

Человек за столом покосился вслед своей булочке, но ничего не сказал. Мужчина 
постепенно пришел в себя. Лицо его порозовело. Пожевав еще немного, он с трудом 
поднялся. Девушка помогла ему дойти до дверей. Затем она быстро оглянулась и 
открыла сумочку:

– На, возьми… а теперь проваливай… тебе надо жрать, а не играть на скачках…

Один из сутенеров, стоявший к ней спиной, повернулся. У него было хищное птичье 
лицо и торчащие уши. Бросались в глаза лакированные туфли и спортивное кепи.

– Сколько ты ему дала? – спросил он.

– Десять пфеннигов.

Он ударил ее локтем в грудь:

– Наверно, больше! В другой раз спросишь у меня.

– Полегче, Эде, – сказал другой. Проститутка достала помаду и принялась красить 
губы.

– Но ведь я прав, – сказал Эде.

Проститутка промолчала.

Опять зазвонил телефон. Я наблюдав за Эде и не следил за сообщениями.

– Вот это называется повезло! – раздался внезапно громовой голос Густава. – 
Господа, это больше, чем везение, это какая-то сверхфантастика! – Он ударил 
меня по плечу. – Ты заграбастал сто восемьдесят марок! Понимаешь, чудак ты 
этакий. Твоя клячонка с этакой смешной кличкой всех обставила!

– Нет, правда? – спросил я.

Человек в фиолетовой рубашке, с изжеванной бразильской сигарой в зубах, скорчил 
кислую мину и взял мою китанцию:

– Кто вам посоветовал?

– Я, – поспешно сказал Бидинг с ужасно униженной выжидающей улыбкой и, отвесив 
поклон, протиснулся ко мне. – Я, если позволите… мои связи…

– Ну, знаешь ли… – Шеф даже не посмотрел на него и выплатил мне деньги. На 
минуту в помещении тотализатора воцарилась полная тишина. Все смотрели на меня. 
Даже невозмутимый обжора и тот поднял голову.

Я спрятал деньги.

– Больше не ставьте! – шептал Билинг. – Больше не ставьте! – Его лицо пошло 
красными пятнами. Я сунул ему десять марок. Густав ухмыльнулся и шутливо ударил 
меня кулаком в грудь: