В кафе было пусто. Один лишь плоскостопии кельнер Алоис стоял у стойки. Он 
спросил:

– Как обычно?

Я кивнул. Он принес мне стакан портвейна пополам с ромом. Я сел к столику и, ни 
о чем не думая, уставился в пространство. В окно падал косой луч солнца. Он 
освещал бутылки на полках. Шерри-бренди сверкало как рубин.

Алоис полоскал стаканы. Хозяйская кошка сидела на пианино и мурлыкала. Я 
медленно выкурил сигарету. Здешний воздух нагонял сонливость. Своеобразный 
голос был вчера у этой девушки. Низкий, чуть резкий, почти хриплый и все же 
ласковый.

– Дай-ка мне посмотреть журналы, Алоис, – сказал я.

Скрипнула дверь. Вошла Роза, кладбищенская проститутка, по прозвищу «Железная 
кобыла». Ее прозвали так за исключительную выносливость. Роза попросила чашку 
шоколада. Это она позволяла себе каждое воскресное утро; потом она отправлялась 
в Бургдорф навестить своего ребенка.

– Здорово, Роберт!

– Здорово, Роза, как поживает маленькая?

– Вот поеду, погляжу. Видишь, что я ей везу? Она развернула пакет, в котором 
лежала краснощекая кукла, и надавила ей на живот. «Ма-ма» – пропищала кукла. 
Роза сияла.

– Великолепно, – сказал я.

– Погляди-ка. – Она положила куклу. Щелкнув, захлопнулись веки.

– Изумительно, Роза.

Она была удовлетворена и снова упаковала куклу:

– Да, ты смыслишь в этих делах, Роберт! Ты еще будешь хорошим мужем.

– Ну вот еще! – усомнился я.

Роза была очень привязана к своему ребенку. Несколько месяцев тому назад, пока 
девочка не умела еще ходить, она держала ее при себе, в своей комнате. Это 
удавалось, несмотря на Розино ремесло, потому что рядом был небольшой чулан. 
Когда она по вечерам приводила кавалера, то под каким-нибудь предлогом просила 
его немного подождать, забегала в комнату, быстро задвигала коляску с ребенком 
в чулан, запирала ее там и впускала гостя. Но в декабре малышку приходилось 
слишком часто передвигать из теплой комнаты: в неотапливаемый чулан. Она 
простудилась, часто плакала и как раз в то время, когда Роза принимала 
посетителей. Тогда ей пришлось расстаться с дочерью, как ни тяжело это было. 
Роза устроила ее в очень дорогой приют. Там она считалась почтенной вдовой. В 
противном случае ребенка, разумеется, не приняли бы.

Роза поднялась:

– Так ты придешь в пятницу?

Я кивнул.

Она поглядела на меня:

– Ты ведь знаешь, в чем дело?

– Разумеется.

Я не имел ни малейшего представления, о чем идет речь, но не хотелось 
спрашивать. К этому я приучил себя за тот год, что был здесь тапером. Так было 
удобнее. Это было так же обычно, как и мое обращение на «ты» со всеми девицами. 
Иначе просто нельзя было.

– Будь здоров, Роберт.

– Будь здорова, Роза.

Я посидел еще немного. Но в этот раз что-то не клеилось, не возникал, как 
обычно, тот сонливый покой, ради которого я по воскресеньям заходил отдохнуть в 
«Интернациональ». Я выпил еще стакан рома, погладил кошку и ушел.

Весь день я слонялся без толку. Не зная, что предпринять, я нигде подолгу не 
задерживался. К вечеру пошел в нашу мастерскую. Кестер был там. Он возился с