|
ЧАСТЬ ПЯТНАДЦАТАЯ. С РОДЕНА СОРВАНА ЛИЧИНА
1. ПОСРЕДНИК
Прошло несколько дней после пожара на фабрике господина Гарди.
Следующая сцена происходила на улице Хлодвига, в том доме, где у Родена
было убежище, которое он теперь покинул, и где Пышная Роза продолжала без
зазрения совести хозяйничать в квартире своего дружка Филемона.
Было около полудня. Студент все еще отсутствовал, и Роза весело
завтракала одна у камина.
Какой удивительный завтрак, какой необыкновенный огонь, какая странная
комната!
Представьте себе довольно большое помещение в два окна, которое хозяин
не счел нужным закрыть занавесками, из-за того, вероятно, что они выходили
на пустырь, и нескромные взгляды сюда не проникали Одна часть комнаты
служила гардеробной: там висел изящный костюм дебардера, принадлежавший
Пышной Розе, рядом с матросской рубашкой Филемона и панталонами из серого
холста, пропитанными смолой до такой - тысяча чертей! тысяча акул! тысяча
китов! - степени, точно этот неустрашимый моряк совершил на марсе фрегата
целое кругосветное плавание. Платье Пышной Розы изящно драпировалось
поверх панталон Филемона, выглядывавших из-под юбки. На последней полке
небольшого книжного шкафа, покрытого густым слоем пыли, рядом с тремя
старыми сапогами (почему три?) и с пустыми бутылками красовался череп,
подарок на память об остеологии и дружбе от одного из приятелей Филемона,
студента-медика. В виде забавы, обычной и популярной в Латинском квартале,
в зубах, необыкновенно белых, черепа торчала прокуренная глиняная трубка.
Блестящий череп до половины исчезал под старой шапкой, ухарски надвинутой
набекрень и украшенной цветами и выгоревшими лентами. Когда Филемон бывал
пьян, он подолгу глядел на него и разражался дифирамбическими монологами
на тему философского сближения смерти с безумными радостями жизни. На
стенах были прибиты две или три гипсовые маски с более или менее отбитыми
носами и подбородками - воспоминание о временном увлечении Филемона
френологией. Из этих терпеливых и основательных занятий он извлек суровое
заключение: "Ввиду необыкновенного развития у меня шишки долгов, я
вынужден подчиниться роковой особенности организма, при которой кредитор
является для меня жизненной необходимостью!" На камине красовались в
полной неприкосновенности и во всем своем торжественном величии парадный
кубок Филемона - приз за гребную гонку, чайник с отбитым носиком и
чернильница из черного дерева, отверстие которой затянулось густой зеленой
плесенью.
Время от времени тишина прерывалась воркованием голубей, которых Роза
милосердно приютила в кабинете Филемона.
Зябкая, как перепелка, Роза сидела в углу у камина и как, бы расцветала
под живительным теплом солнца, заливавшим ее своими золотыми лучами.
Резвое маленькое создание придумало себе самый необыкновенный костюм,
который, впрочем, как нельзя выгоднее подчеркивал цветущую свежесть ее
семнадцати лет, пикантного и очаровательного личика, обрамленного
прелестными белокурыми волосами, тщательно расчесанными и приглаженными с
утра. Прямо на рубашку Роза вместо капота надела красную вязаную фуфайку
Филемона, составлявшую часть костюма гребца; открытый и отложной ворот
позволял видеть белизну полотняного белья девушки, ее шею, верхнюю часть
округлой груди и плечи с ямочками; атласная кожа этих сокровищ была столь
плотной и гладкой, что красная рубашка, казалось, отливала на коже
розоватым оттенком. Свежие и пухлые руки гризетки до половины выходили из
широких засученных рукавов, а хорошенькие ножки, положенные одна на
другую, позволяли видеть туго натянутый белый чулок и крошечные туфли на
каблуках. На осиной талии молодой девушки рубашка была перетянута черным
шелковым галстуком над бедрами, достойными священного восторга
современного Фидия, и это придавало костюму Пышной Розы подчеркнутую
соблазнительность и оригинальную грацию.
Мы уже говорили, что огонь в камине поддерживался весьма странным
топливом... Пусть читатель судит сам: дерзкая расточительница, не имея
дров, экономно отапливала себя сапожными колодками Филемона, которые
обладали замечательными горючими свойствами и теперь горели ярким
пламенем.
Мы назвали завтрак девушки удивительным: на маленьком столике стоял
небольшой фарфоровый таз, в котором еще недавно Роза умывала свое свежее
личико в столь же свежей воде; теперь этот таз превратился в салатник, и
Роза доставала из него кончиками пальцев - надо уж в этом сознаться -
большие зеленые листья салата, немилосердно политые крепким уксусом;
хорошо еще, что белые зубы, беспощадно их грызшие, были покрыты такой
блестящей эмалью, которая не боялась никакой порчи. Вместо напитка стоял
стакан воды со смородиновым сиропом, а мешала в нем Роза деревянной
ложечкой для горчицы. Наконец, закуску заменяла дюжина оливок,
помещавшихся в синей стеклянной коробочке для перстней, стоившей не дороже
двадцати пяти су, а на десерт приготовлены орехи, которые Роза собиралась
печь в камине при помощи лопатки на огне Филемоновых колодок. Истинным
чудом, доказывавшим всю силу молодости и здоровья, было то, что, питаясь
такой дикой и необыкновенной пищей, Пышная Роза сохранила дивный цвет
лица
|
|