|
ы
проехали. Стучитесь так: два раза по три удара. Поняли? Два раза по три
удара.
- Это вы мне вместо чаевых жалуете, что ли? - с сердцем отвечал кучер.
- Чаевые получите хорошие, когда привезете меня назад, в Сен-Жерменское
предместье, где я живу... если будете расторопны.
- Теперь еще в Сен-Жерменское предместье!.. Нечего сказать, и концы у
вас, - обозленно ворчал кучер. - А я-то гнал лошадей в надежде поспеть на
бульвары к выходу из театров... Эх, черт возьми!..
Затем, решив, что делать, видно, нечего, и утешая себя надеждой на
хорошее вознаграждение, он переспросил:
- Так, значит, надо ударить шесть раз?
- Да... Три удара... и подождите, затем опять три удара... Поняли?
- А потом?
- Потом вы скажете лицу, которое отворит дверь: "Вас ждут" и приведете
его сюда.
- Черт бы тебя изжарил! - ворчал кучер. - У этого проклятого немчуры,
видно, дела с франкмасонами, а может, и с контрабандистами, благо мы около
самой заставы... На него стоило бы донести за то, что он заставил меня
отмахать сюда такой конец с улицы Вожирар!
Однако он аккуратно исполнил поручение и постучал, как ему было
приказано.
В это время облака немного рассеялись, и сквозь тонкий слой их мелькнул
диск луны, так что кучер мог разглядеть вышедшего на стук человека,
среднего роста, в плаще и в цветной фуражке; он запер за собой дверь на
ключ.
- Вас ждут, - сказал ему кучер, - я провожу вас до фиакра.
Затем, идя впереди человека в плаще, ответившего ему только кивком
головы, он провел его к экипажу и хотел, опустив подножку, отворить его
дверцы, но голос изнутри крикнул:
- Не надо... Он не войдет... мы будем говорить через окно... а когда
придет время ехать, мы вас позовем...
- Значит, у меня хватит времени сотню раз послать тебя ко всем чертям,
- пробормотал кучер. - Похожу, чтобы хоть ноги размять.
Он начал ходить вдоль стены взад и вперед. Через несколько секунд до
него донесся стук экипажа, быстро поднимавшегося в гору и остановившегося
немного позади, с другой стороны калитки.
- Ага! Господская карета, - сказал кучер. - И хороши же лошади, должно
быть, если одним духом поднялись на эту крутизну.
При свете луны, выглянувшей в это время, кучер увидал, как из
подъехавшей кареты вышел человек, быстро подошел к двери, отпер ее и
исчез, заперев ее за собой.
- Вот оно что! Дело-то осложняется. Один вышел, а другой вошел! -
заметил себе кучер.
И, говоря это, он приблизился к карете, запряженной парой сильных и
красивых лошадей. Кучер в плаще с десятью воротниками сидел неподвижно по
всем правилам искусства, с высоко поднятым бичом, ручка которого упиралась
в его правое колено.
- Ну и собачья же погодка для того, чтобы застаивались такие чудные
лошади, как ваши, приятель, - сказал скромный извозчик _барственному_
Автомедону, который остался бесстрастным и немым, как будто не предполагая
даже, что с ним говорили. - Не понимает по-нашему... видно, англичанин...
это, впрочем, и по лошадям заметно... - объяснил себе кучер это молчание
и, заметив у дверцы кареты громадного роста выездного лакея, в длинной и
широкой ливрее серовато-желтого цвета с голубым воротником и серебряными
пуговицами, обратился и к нему с той же фразой.
То же невозмутимое молчание...
- Оба, видно, англичане! - философски заметил кучер, и хотя
происшествие его заинтересовало, но он отошел и возобновил прогулку около
своего фиакра.
В это время между человеком с итальянским акцентом и человеком в плаще
шел живой разговор. Один продолжал сидеть в карете, а другой стоял на
улице, опираясь рукой на дверцу. Беседа велась по-итальянски. Как можно
было судить, речь шла о ком-то отсутствующем.
- Итак, - говорил голос из кареты, - значит, решено?
- Да, монсиньор, - отвечал человек в плаще, - но только если орел
сделается змеей.
- Итак, когда вы получите другую половину того распятия, что я вам
дал...
- Я буду знать, что это значит, монсиньор.
- Старайтесь заслужить и сохранить его доверие.
- И заслужу и сохраню, монсиньор, потому что я преклоняюсь пред этим
человеком, который по своему уму, воле и мужеству сильнее самых великих
мира сего... Я преклонил пред ним колена, как перед одним из трех мрачных
божеств, стоящих между Бохвани и ее почитателями... У него со мной одна
задача: обращать жизнь в ничто.
- Гм! Гм! - сказал голос из кареты не без смущения. - Эти аналогии и
бесполезны, и неточны... Повинуйтесь ему только... не стараясь рассуждать,
почему вы должны повиноваться...
- Пусть он говорит, и я буду действовать... Я в его руках, _как труп_,
по его любимому выражению. Он видит мою преданность уже по службе у принца
Джальмы... Скажи он мне только: _убей_!.. - и этот царский сын...
- Не воображайте ничего подобного, ради Бога! - прервал человека в
плаще голос из кареты. - Слава Богу, таких доказательств преданности от
вас не потребуют!
- Я делаю то... что мне велят. Бохвани видит меня.
- Не сомневаюсь в вашем усердии... Я знаю, что вы стоите, как разумная
живая преграда, между принцем и многими пагубными замыслами. Так как мне
сказали о вашем усердии, умении влиять на молодого индуса, а главное, о
вашем слепом послушании при исполнении приказаний, я и решил открыть вам
все. Вы фанатически исполняет
|
|