|
кстати я пришла... только
бы я могла ей быть чем-нибудь полезна!
И в комнату влетела Пышная Роза. Агриколь шел следом за гризеткой. Он
сделал Адриенне знак, указывая на окно, что не надо говорить девушке о
печальном конце Королевы Вакханок. Но мадемуазель де Кардовилль не
заметила этого. Сердце Адриенны затрепетало от горя, возмущения и
гордости, когда она узнала молодую девушку, сопровождавшую Джальму в театр
Порт-Сен-Мартен и бывшую причиной ужасного горя, которое терзало ее с того
рокового вечера.
И какая оскорбительная насмешка судьбы! Эта женщина, ради которой ее
отвергли, появилась как раз в ту минуту, когда Адриенна только что
призналась в унизительном и жестоком чувстве любви без взаимности.
Удивление мадемуазель де Кардовилль было велико, но Пышная Роза была
поражена не меньше.
Она не только узнала в Адриенне красавицу с золотыми кудрями, которую
видела в театре, когда произошел эпизод с черной пантерой, но оказалось,
что у нее были очень серьезные причины жадно желать этой встречи,
происшедшей так неожиданно и невероятно. Трудно описать, какой взор,
полный лукавой и торжествующей радости, бросила она на мадемуазель де
Кардовилль.
Первым движением Адриенны было сейчас же уйти из мансарды. Но ее
удержало не только нежелание покинуть в такую минуту Горбунью, - причем
пришлось бы объяснять неожиданный уход при Агриколе; ею овладело еще
какое-то необъяснимое, роковое любопытство, как ни глубоко была возмущена
ее гордость. Итак, она осталась. Она имела, наконец, возможность лично
судить о своей сопернице, из-за которой чуть не умерла: ведь она столько
раз, среди терзаний ревности, создавала то один, то другой ее образ, чтобы
как-то объяснить любовь Джальмы к этому существу!
23. СОПЕРНИЦЫ
Пышная Роза, появление которой так взволновало Адриенну де Кардовилль,
была одета очень кокетливо и смело, но со вкусом самого дурного тона.
Розовая атласная шляпка-биби была ухарски надвинута почти на самый нос,
оставляя открытым белокурый шелковистый шиньон. Платье из шотландки, с
невероятными клетками, было так смело выхвачено спереди, что прозрачная
шемизетка оказывалась отнюдь не герметически закрытой и не проявляла
особенной ревности к очаровательным округлостям, которые подчеркивала с
излишней добросовестностью. Гризетка, торопливо поднимаясь по лестнице,
держала за оба конца голубую шаль с разводами, которая, упав с плеч,
соскользнула на бедра девушки и остановилась там.
Если мы настаиваем на этих подробностях, то только потому, что такая
дерзкая и не совсем приличная манера одеваться удвоила боль и стыд
мадемуазель де Кардовилль, видевшей в гризетке счастливую соперницу. Но
каково было удивление и замешательство Адриенны, когда Пышная Роза
свободно и развязно обратилась к ней со словами:
- Я в восторге, что вижу вас здесь, мадам; нам необходимо
побеседовать... Только я хочу сперва поцеловать бедняжку Горбунью, с
вашего позволения... мадам.
Чтобы представить себе тон и выражение, с каким подчеркивалось слово
мадам, надо было быть свидетелем более или менее бурных ссор двух подобных
Пышных Роз, находившихся в положении соперниц. Тогда только можно было бы
понять, сколько вызывающей враждебности содержалось в слове мадам,
произносимом в подобных важных случаях.
Мадемуазель де Кардовилль, изумленная бесстыдством Пышной Розы,
совершенно онемела, а Агриколь, занятый Горбуньей, не сводившей с него
глаз, и находясь под влиянием грустной сцены, при которой он только что
присутствовал, - не замечал дерзости гризетки и шепотом рассказывал
Адриенне:
- Увы!.. Все кончено... Сефиза испустила последний вздох, не приходя в
сознание...
- Несчастная девушка! - сказала с чувством Адриенна, забывая на минуту
о Розе.
- Надо скрыть печальное известие от Горбуньи и сообщить ей потом
осторожно, - продолжал Агриколь. - К счастью, малышка Пышная Роза ничего
не знает!
И он глазами показал на гризетку, присевшую на корточках около
Горбуньи.
Слыша, каким фамильярным тоном Агриколь говорил о гризетке, мадемуазель
де Кардовилль изумилась еще более. Трудно описать, что она чувствовала...
Но странное дело... ей казалось, что она меньше страдает, после того как
услышала, как выражается молодая особа.
- Ах, милочка Горбунья, - болтала та с живостью, но и с чувством,
потому что ее хорошенькие голубые глаза были полны слез. - Можно ли делать
такие глупости!.. Разве бедняки не должны помогать друг другу?.. Разве вы
не могли обратиться ко мне?.. Вы же знаете: все, что у меня есть, -
принадлежит другим... да я бы устроила последнюю облаву в _кавардаке_
Филемона! - прибавила девушка с искренним умилением, одновременна смешным
и трогательным. - Я продала бы его три сапога, его трубки, гребной костюм,
кровать, да, наконец, даже его праздничный бокал, и вы все-таки Не дошли
бы до... такой крайности!.. Филемон бы не рассердился, он ведь добрый
малый, а если бы и рассердился, так наплевать... мы, слава Богу, не
повенчаны!.. Право, надо было вспомнить о маленькой Розе!
- Я знаю, как вы добры и предупредительны! - отвечала Горбунья,
слышавшая от сестры, что у Пышной Розы, как у
|
|