легка оживляясь. - Нет, нет, милейший граф, худо или  хорошо,  а  я  одна
ответчица за свои поступки; пусть худое или хорошее мнение касается только
той, которая сама заслужила его своим поведением.  Покрыть  позором  чужое
имя для меня так же невозможно, как и носить такое,  которое  не  было  бы
окружено уважением и почетом. А так как отвечать можно только  за  себя...
то я и буду носить свое собственное имя.
   - Право, только у вас могут быть такие идеи!
   - Почему же? - отвечала, смеясь, Адриенна. - Неужели  потому,  что  мне
представляется совершенно отвратительным, когда прелестная  девушка  вдруг
исчезает  в  каком-то  уродливом,  эгоистичном  человеке,  становясь,  как
говорят вполне серьезно, половиной этого безобразного существа... при всей
своей красоте и миловидности...  как  будто  свежая,  очаровательная  роза
может быть когда-нибудь _половиной_ отвратительного репейника? Сознайтесь,
граф, что есть что-то ужасное  в  этом  супружеском  метемпсихозе...  -  с
хохотом прибавила девушка.
   Притворная лихорадочная веселость Адриенны  так  грустно  противоречила
бледности исказившихся черт  ее  лица,  так  ясно  было,  что  ей  хочется
забыться от тяжелого горя а этом притворном смехе, что господин де Монброн
был тронут и опечален. Но, стараясь скрыть свое волнение, он взял  в  руки
одну из свежеразрезанных  книг,  которыми  была  окружена  мадемуазель  де
Кардовилль. Бросив рассеянный  взгляд  на  книгу,  граф,  стараясь  скрыть
грустное  впечатление,  произведенное  на   него   неестественным   смехом
собеседницы, продолжал:
   - Ну, послушайте... милая, безумная головка: представим себе  еще  одну
глупость... Представим, что мне двадцать лет и вы оказали мне честь  выйти
за меня замуж... Ведь вас тогда стали  бы  звать,  я  думаю,  графиней  де
Монброн, не так ли?
   - Быть может...
   - Как - быть может? Будучи моей женой, вы не носили бы моего имени?
   - Дорогой граф, -  заметила  Адриенна,  улыбаясь,  -  не  будем  дальше
развивать гипотезу, которая может возбудить во мне только... сожаления!
   В это время граф сделал неожиданное движение и  удивленно  взглянул  на
мадемуазель  де  Кардовилль.  Дело  в  том,  что,  продолжая  разговор   с
Адриенной, он машинально перебирал лежавшие возле нее книги и  проглядывал
их названия. Это были "Новейшая история  Индии",  "Путешествие  в  Индию",
"Письма об Индии".  Дальше  шло  все  то  же,  к  удивлению  господина  де
Монброна: "Прогулка  по  Индии",  "Воспоминания  об  Индостане".  Подобная
индийская подборка так поразила графа, что он не мог скрыть  изумления  от
мадемуазель де Кардовилль.
   Адриенна, совеем забыв о присутствии выдающихся ее сочинений и  теперь,
уступая  движению  невольной  досады,  слегка  покраснела.  Но  твердый  и
решительный характер девушки взял верх, и она, глядя в лицо  господина  де
Монброна, спросила напрямик:
   - Ну, что же... милый граф... Чему вы удивились?
   Вместо  того,  чтобы  отвечать  на  этот  прямой   вопрос,   собеседник
углубился, казалось, в собственные думы  и,  не  сводя  глаз  с  Адриенны,
шептал про себя:
   - Нет... нет... это невозможно... а впрочем...
   - Быть может, с моей  стороны  нескромно...  присутствовать  при  вашем
монологе, милый граф? - спросила мадемуазель де Кардовилль.
   - Простите, милое дитя, но я так удивлен тем, что вижу...
   - Что же такого вы видите?
   - Следы столь живого... столь большого и... нового интереса  ко  всему,
что касается Индии, - сказал граф медленно и подчеркивая слова, причем  он
не сводил проницательного взгляда с Адриенны.
   - Ну и что же? - храбро отвечала она.
   - Ну, вот, я и стараюсь найти причину такой внезапной страсти.
   - Страсти к географии? - прервала его Адриенна.  -  Вы  находите,  быть
может, эту страсть слишком серьезной  для  особы  моих  лет?  Но  надо  же
чем-нибудь заполнить свои досуги, а кроме того... Имея кузеном  индийского
принца, мне захотелось познакомиться с этим благодатным краем,  наделившим
меня... диким родственником!
   Последние слова были произнесены  с  такой  горечью,  что  господин  де
Монброн был поражен и, внимательно наблюдал за Адриенной, сказал:
   - Мне кажется, вы говорите о принце... с какой-то досадой!
   - Нисколько. С полным равнодушием!
   - Он заслуживает, однако... иного чувства.
   - Вероятно... только от иной особы! - сухо отвечала девушка.
   - Он так несчастен! - с искренним участием продолжал граф.  -  Я  видел
его два дня тому назад. Он просто изранил мне сердце!
   - А какое мне дело до его терзаний? - с  болезненным  и  почти  гневным
Нетерпением воскликнула Адриенна.
   - Я желал бы, чтобы эти жестокие муки вызвали хотя бы ваше сожаление! -
серьезно заметил граф.
   - Сожаление?.. Во мне?.. - с оскорбленной гордостью вскрикнула  молодая
девушка; затем, сдерживаясь, она холодно прибавила: - Послушайте, господин
де Монброн, это, верно, шутка?.. Не может же быть, чтобы  вы  меня  вполне
серьезно просили посочувствовать любовным переживаниям вашего принца?
   В последних словах  Адриенны  слышалось  такое  ледяное  презрение,  ее
побледневшие черты выражали такое горькое  высокомерие,  что