л  один  из  знаменосцев
маскарада, великолепный скоморох-турок.
   - Весь секрет в этом! - подхватил другой. - Все  просто:  имейтесь  над
холерой в глаза, и она разом покажет вам пятки!
   - И правильно поступит, так как весьма глупо все то, что она делает,  -
прибавила хорошенькая Пьеретта, осушая свой стакан до дна.
   - Ты права, Шушу, это не только глупо, но  архиглупо!  -  подхватил  ее
сосед в костюме Пьеро. - Сидишь себе спокойно, пользуешься  всеми  благами
жизни  и  вдруг:  странная  гримаса,  и   человек   готов...   Удивительно
остроумно!.. И что она этим хочет доказать, скажите на милость?
   - Это только доказывает, что холера - плохой живописец, у  которого  на
палитре только один тон, да еще  прескверный,  зеленоватый  тон!  -  начал
известный художник романтической школы, в костюме римлянина школы  Давида.
- Несомненно, эта негодяйка изучала противного Якобуса, короля  живописцев
классической школы... школы, которая сама не лучше эпидемии!
   - Однако, мэтр,  -  почтительно  возразил  один  из  учеников  великого
художника, - я видел холерных с _изящными_ судорогами и в  агонии  которых
было много _шика_!
   - Господа, - воскликнул затем знаменитый скульптор.  -  Закончим  одним
словом: холера - отвратительный живописец, но  ловкий  рисовальщик...  она
вам сразу так анатомирует тело, так обтягивает кости, что  и  Микеланджело
перед ней только школьник!
   - Признаем  холеру  плохим  колористом,  но  хорошим  рисовальщиком!  -
крикнуло разом несколько голосов.
   - Впрочем, господа, - начал с комической важностью Нини-Мельница,  -  в
этой эпидемии кроется прелукавый урок, нечто вроде перста провидения,  как
сказал бы великий Боссюэ...
   - Какой урок?.. Какой урок? говори скорее!
   - Да, господа! Мне как будто  слышится  сверху  голос,  поучающий  нас:
"Пейте, друзья, проматывайте деньги, обнимайте жену ближнего... ибо,  быть
может, ваши дни сочтены... несчастные!!!"
   И с этими словами толстый Силен-ортодокс, пользуясь рассеянностью своей
соседки мадемуазель Модесты, сорвал с цветущей щеки Любви звонкий и сочный
поцелуй.
   Пример оказался заразительным: звуки  поцелуев  примешались  к  взрывам
хохота.
   - Черт возьми! дьявол вас побери! - воскликнул художник,  весело  грозя
пальцем Нини-Мельнице. - Счастье  ваше,  что,  быть  может,  завтра  конец
света, а то бы я вам задал  за  то,  что  вы  поцеловали  Любовь,  которая
является моей любовью.
   - Это ясно доказывает, о Рубенс, о Рафаэль,  все  преимущества  холеры,
которую я провозглашаю самой ласковой и общительной особой!
   - И филантропкой тоже! - сказал один из собутыльников. -  Благодаря  ей
кредиторы начинают заботиться о здоровье своих должников...  Сегодня  один
ростовщик, которому особенно дорого мое  здоровье,  принес  мне  множество
противохолерных средств, уговаривая меня ими пользоваться.
   - А меня, - начал другой, - мой портной, которому я должен тысячу  экю,
умолял надеть фланелевый набрюшник, но я ему ответил: "О  портной!  изорви
мой счет, и я весь _офланелюсь_, чтобы сохранить тебе заказчика, раз ты им
так дорожишь".
   - О, Холера! пью за тебя! - начал Нини-Мельница шутовское моление. - Ты
не отчаяние... нет, ты  символ  надежды...  да,  надежды!  Сколько  мужей,
сколько жен рассчитывали только на один, да и то неверный номер в  лотерее
вдовства! Явилась  ты,  и  они  воспрянули  духом;  их  шансы  на  свободу
благодаря тебе увеличились во сто раз!
   - А жаждущие наследства! Какую благодарность  испытывают  они  к  тебе!
Легкая простуда, ерунда, пустяк, и крак... в какой-нибудь час дядюшка  или
побочный сонаследник переходит в число почитаемых покойных благодетелей!
   - А те, кто вечно ищет  занять  чужое  место!  Какой  счастливой  кумой
является для них холера!
   -  И  как  это  укрепляет  клятвы  в  постоянстве  и  вечной  любви,  -
сентиментально заметила Модеста.  -  Сколько  каналий  клялись  кроткой  и
слабой женщине любить ее до смерти и не знали, что так близки к  истине  и
сдержат свое слово!
   - Господа! - провозгласил снова Нини-Мельница... -  Так  как  мы,  быть
может, накануне конца света, по словам нашего  великого  художника,  то  я
предлагаю играть в мир  наизнанку:  пусть  эти  дамы  ухаживают  за  нами,
заигрывают с нами, шалят, воруют у нас поцелуи...  позволяют  себе  всякие
вольности  и  даже...  тем  хуже,  черт  возьми!..  пусть  они  даже   нас
оскорбляют. Да, я призываю, приглашаю меня оскорблять... Итак, Любовь,  вы
можете удостоить  меня  самым  грубым  оскорблением,  какое  можно  только
нанести  добродетельному  и  стыдливому  холостяку!  -  прибавил  духовный
писатель,  наклоняясь  к  мадемуазель  Модесте,  которая  оттолкнула  его,
заливаясь безумным хохотом.
   Общий  смех   встретил   нелепое   предложение   Нини-Мельницы.   Оргия
разгоралась все больше и больше.
   Во время этого оглушительного смеха официант, уже приходивший несколько
раз раньше и указывавший товарищам на потолок, появился еще раз с бледной,
исказившейся  физиономией  и,  подойдя  к   метрдотелю,