|
на людей аббат Габриель
может достичь многого... если будет послушен... Если же нет... то для
блага церкви пусть лучше он будет в Риме, а не здесь... Там у нас...
имеются гарантии... каких, к несчастию, здесь нет...
После нескольких минут молчания кардинал внезапно спросил аббата
д'Эгриньи:
- Раз мы заговорили об отце Родене... скажите мне откровенно, что вы о
нем думаете?
- Ваше преосвященство знает его способности, - отвечал д'Эгриньи с
недоверчивым и смущенным видом. - Отец-генерал, чтимый нами...
- Дал ему поручение сместить вас, - подсказал кардинал. - Это я знаю...
Он мне сообщил об этом еще в Риме. Но что вы думаете о его характере...
Можно ли ему слепо доверяться?
- Это такой острый, цельный, скрытный, непроницаемый ум... -
нерешительно заговорил отец д'Эгриньи, - что трудно о нем судить верно...
- Считаете ли вы его честолюбивым? - спросил кардинал после нового
молчания. - Не думаете ли вы, что он может иметь другие виды... кроме
прославления нашего ордена?.. Да... у меня есть причины задавать вам эти
вопросы... - прибавил кардинал многозначительно.
- Но, - продолжал д'Эгриньи не без опаски, потому что люди такого сорта
всегда стараются перехитрить друг друга, - что вы сами, ваше
преосвященство, о нем думаете, по собственным наблюдениям и из рассказов
отца-генерала?
- Я думаю, что если его кажущаяся преданность ордену имеет какую-нибудь
заднюю цель, то необходимо ее разгадать... потому что с тем влиянием,
какое он имеет в Риме... о котором я нечаянно узнал... он может со
временем сделаться очень опасным.
- Ну! - воскликнул д'Эгриньи, охваченный завистью к Родену. Тогда и я
скажу, что разделяю мнение вашего высокопреосвященства. Иногда я подмечал
в нем искры страшного, глубокого честолюбия и, так как надо вам уже все
сказать, я...
Он не мог продолжать.
В эту минуту дверь приотворилась, и госпожа Гривуа сделала знак
княгине, которая ответила кивком головы.
Госпожа Гривуа вышла.
Через минуту в комнату вошел Роден.
3. ИТОГ
При виде Родена оба прелата и отец д'Эгриньи невольно поднялись с места
- до того сильно влияло на окружающих подлинное превосходство этого
человека. Лица, только что искаженные завистью и недоверием, теперь
расплылись в улыбках и выражали самое предупредительное внимание
почтенному отцу. Княгиня сделала несколько шагов ему навстречу.
Роден, как всегда нищенски одетый, оставляя на мягких коврах следы
грязных башмаков, поставил в угол свой зонтик и подошел к столу. Его
обычное смирение исчезло. Он твердо ступал с уверенным взглядом, с высоко
поднятой головой, и видно было, что он чувствует себя не только среди
равных, но даже сознает, что головой их выше.
- Мы только что говорили о вашем преподобии, дражайший отец, -
заговорил с очаровательной любезностью кардинал.
- Ага!.. - сказал Роден, пристально на него глядя. - И что же вы
говорили?
- Но... - отвечал бельгийский епископ, отирая лоб, - все лучшее, что
можно сказать о вашем преподобии...
- Не угодно ли вам съесть чего-нибудь? - предложила княгиня, указывая
на роскошное угощение.
- Благодарю вас, мадам. Я уже поел редьки сегодня утром.
- Мой секретарь аббат Берлини, присутствовавший при вашем обеде,
преклоняется перед вашим воздержанием, - сказал кардинал. - Оно достойно
анахорета...
- Может быть, мы поговорим о деле? - грубо прервал Роден как человек,
привыкший приказывать и руководить беседой.
- Мы будем очень рады вас выслушать, - сказал кардинал. - Ваше
преподобие сами назначили этот день для беседы о наследстве Реннепонов...
Это дело так важно, что оно привело меня сюда из Рима: поддерживать
интересы славного общества Иисуса равносильно поддержке интересов Рима, и
я обещал отцу-генералу служить вам всеми силами.
- Я могу только повторить слова его преосвященства, - сказал епископ. -
Мы оба из Рима и оба одних мыслей.
- Конечно, - начал Роден, обращаясь к кардиналу, - ваше преосвященство
может помочь нашему делу, и я вам сейчас скажу, как...
Затем, обращаясь к княгине, он прибавил:
- Я пригласил сюда доктора Балейнье, сударыня; необходимо ему кое-что
сообщить...
- Его проведут, как обычно, - сказала княгиня.
Со времени появления Родена отец д'Эгриньи молчал. Казалось, он
находился под влиянием неприятной заботы и, видимо, переживал минуты
сильной нравственной борьбы. Наконец, привстав с места, он кисло-сладким
тоном заметил кардиналу:
- Я не хочу просить ваше высокопреосвященство быть судьей между отцом
Роденом и мной: отец-генерал приказал - я повиновался. Но, ваше
высокопреосвященство, вы скоро вернетесь в Рим, увидите нашего главу, и я
попр
|
|