тельна... ослепительна!
   - И при такой красоте дьявольски умна, восемнадцать лет,  триста  тысяч
дохода, знатное происхождение... и полная свобода!
   - И подумать только, что стоило бы ей  захотеть  -  и  я  завтра,  даже
сегодня, был бы счастливейшим человеком в мире!
   - Можно сойти с ума или взбеситься!
   - Говорят, что ее дворец на улице д'Анжу нечто волшебное.  Рассказывают
о спальне и о ванной, достойных "Тысячи и одной ночи".
   - И свободна, как воздух... я все к этому возвращаюсь!
   - Ах, если бы я был на ее месте! Я был бы чудовищно легкомысленным!
   - Счастлив будет тот смертный, кого она полюбит первого!
   - А вы думаете, их будет несколько?
   - Если она свободна, как воздух...
   - Вот и все ложи заняты, кроме той, литерной, напротив ложи мадемуазель
де Кардовилль. Счастливы те, кто будут там сидеть!
   - Видели ли вы супругу английского посла в ложе первого яруса?
   - А, княгиню д'Альвамир... Каков у нее букет!
   - Черт возьми!
   - Желал бы я знать фамилию... этого букета.
   - Черт возьми! Это Жерминьи.
   - Как, наверно, польщены львы и  тигры,  что  собрали  такую  избранную
публику!
   - Взгляните, как все смотрят на мадемуазель де Кардовилль!
   - Она становится событием!
   -  Как  хорошо  она  сделала,  что  показалась.  Ведь  ее  выдавали  за
помешанную.
   - Ах, господа! Вот рожа-то!
   - Где? Где?
   - Под ложей мадемуазель де Кардовилль.
   - Это щелкунчик из Нюренберга!
   - Деревянная кукла!
   - Какие круглые, выпуклые глаза!
   - А нос!
   - А лоб!
   - Да это шут какой-то!
   - Тише, господа! Занавес поднимается.
   Действительно, занавес поднялся.
   Необходимо дать несколько пояснений, чтобы было понятно следующее.
   На авансцене бенуара находились две литерные ложи. Одну из них занимали
некоторые из тех лиц, о которых только что шла  речь,  а  в  другой  сидел
англичанин, тот самый эксцентрик, ужасное пари которого наводило  жуть  на
Морока.  Действительно,  только  обладая  редким   фантастическим   гением
Гофмана, можно было бы верно описать комичное и в  то  же  время  страшное
лицо этого человека, выделявшееся на темном фоне ложи. Англичанин выглядел
лет на пятьдесят, у него был  лысый  лоб  странной  конусообразной  формы,
брови,  расположенные  в  виде  двух  ломаных   линий,   выпуклые   глаза,
поставленные очень близко  друг  к  другу,  совсем  круглые  и  как  будто
остановившиеся, блестевшие зеленым огнем; длинный горбатый и  острый  нос,
массивный, как у щелкунчика, подбородок, наполовину  исчезавший  в  пышном
галстуке  из  белого  батиста,  столь  же  сильно  накрахмаленном,  как  и
воротничок рубашки с закругленными краями,  почти  достигавший-мочки  уха.
Это на редкость худое и костлявое лицо  обладало  все  же  ярким  и  почти
пурпуровым оттенком, подчеркивавшим зеленый блеск глаз  и  белизну  белка.
Громадный  рот  то  неслышно  насвистывал  мотив  шотландской  джиги,   то
искривлялся  в  насмешливую  улыбку.  Туалет  англичанина  был   утонченно
изыскан: под голубым фраком с металлическими пуговицами виднелся жилет  из
белого пике, столь же безупречной  белизны,  как  и  пышный  галстук;  два
прекрасных рубина  украшали  запонки.  Он  опирался  о  край  ложи  руками
настоящего патриция, обтянутыми  лайковыми  перчатками.  Зная  страшную  и
жестокую цель его  посещений,  нельзя  было  смеяться  над  его  шутовской
внешностью: она возбуждала  какой-то  ужас.  Можно  легко  понять  чувство
кошмара, испытываемого Мороком под влиянием пристального  взгляда  больших
круглых глаз, терпеливо и с непоколебимой уверенностью выжидавших  момента
смерти - ужасной смерти укротителя зверей.
   Над темной ложей англичанина, представляя приятный контраст, помещались
в ложе бельэтажа мадемуазель де Кардовилль и маркиза  Моренваль  с  мужем.
Адриенна сидела ближе к сцене. Голубое китайского крепа платье с б