Надо ему написать про корзину с ручками.
   - Да, да, пусть он видит, что мы исполняем обещание и не скучаем в  его
отсутствие!
   - Написать!.. А ты разве забыла, что он нам  напишет...  а  нам  писать
нельзя...
   - Да!.. А знаешь, будем ему  писать  на  здешний  адрес.  Письма  будем
относить на почту, и когда он вернется, он их все разом и прочитает!
   - Прелестная мысль! То-то он похохочет над нашими шутками: ведь  он  их
так любит!
   - Да и мы не прочь посмеяться!..
   - Еще бы, особенно теперь,  когда  последние  слова  отца  придали  нам
столько бодрости. Не так ли, сестра?
   - Я не чувствовала никакого страха, когда он говорил о своем отъезде.
   - А в особенности, когда он нам сказал; "Дети, я вам доверяю, насколько
имею право доверять... Мне необходимо выполнить священный долг... Но  хотя
я и заблуждался относительно ваших чувств, я не мог собраться с  мужеством
и покинуть вас... Совесть моя была беспокойна... горе так убивает, что нет
сил на что-нибудь решиться. И дни мои проходили  в  колебаниях,  вызванных
тревогой. Но теперь, когда я уверен в вашей  нежной  любви,  все  сомнения
кончились, и я понял, что не должен жертвовать одной  привязанностью  ради
другой и подвергнуть себя угрызениям совести, но мне необходимо  выполнить
оба долга. И я выполню их с радостью и счастьем!"
   - О! Говори же, сестра, продолжай! - воскликнула Бланш. - Мне  кажется,
что я даже слышу голос отца.  Мы  должны  твердо  помнить  эти  слова  как
поддержку и утешение, если нам  когда-нибудь  вздумается  грустить  в  его
отсутствие.
   - Не правда ли, сестра? И наш отец продолжал: "Не горюйте, а  гордитесь
нашей разлукой.  Я  покидаю  вас  ради  доброго  и  великодушного  дела...
Представьте себе, что  есть  на  свете  бедный,  покинутый  всеми  сирота,
которого все притесняют. Отец этого  сироты  был  моим  благодетелем...  Я
поклялся ему оберегать сына... Теперь же  жизни  его  грозит  опасность...
Скажите, дети, ведь вы не будете горевать,  если  я  уеду  от  вас,  чтобы
спасти жизнь этого сироты?"
   - "О  нет,  нет,  храбрый  папа!  -  отвечали  ему  мы,  -  продолжала,
воодушевляясь, Роза. - Мы не были бы твоими дочерьми, если бы  стали  тебя
удерживать и ослаблять твое мужество нашей печалью. Поезжай, и  мы  каждый
день будем с гордостью повторять: "Отец покинул нас во  имя  благородного,
великодушного дела, и нам сладко с этой мыслью ждать его возвращения".
   - Как важно помнить о долге, о преданности, сестра? Подумай:  она  дала
отцу силу расстаться с нами без печали, а нам - мужество весело ждать  его
возвращения!
   - А какое спокойствие наступило! Нас не мучат больше сны - предвестники
горя!
   - Теперь, сестра, мы дожили до настоящего счастья, ведь так?
   - Не знаю, как ты, а я теперь чувствую себя  и  сильнее,  и  смелее,  и
готовой бороться с несчастием.
   - Еще бы. Подумай, сколько нас теперь: отец, мы с флангов...
   - Дагобер в авангарде, Угрюм в арьергарде: целая армия...
   - Напади-ка кто на нас... хоть тысяча эскадронов!  -  прибавил  веселый
бас, и на пороге появился счастливый, веселый Дагобер. Он слышал последние
слова девушек, прежде чем войти в комнату.
   - Ага! Ты подслушивал... Какой любопытный!  -  весело  закричала  Роза,
выходя с сестрой в залу и ласково обнимая старика.
   - Еще бы! Да еще пожалел, что у меня не  такие  громадные  уши,  как  у
Угрюма, чтобы побольше услыхать! Ах вы мои храбрые девочки! Вот  такими-то
я вас и люблю!.. Ах вы, черт меня возьми,  бедовые  мои!  Скажем-ка  горю:
полуоборот налево! Марш!.. Черт побери!
   - Славно!.. Гляди-ка! Он теперь, пожалуй, начнет нас учить браниться! -
смеялась Роза.
   - А что же? Иногда не мешает! Это очень успокаивает, - говорил  солдат.
- И если бы для того, чтобы переносить горе, не  было  миллиона  словечек,
как...
   - Замолчишь ли ты? - говорила Роза, зажимая своей прелестной рукой  рот
старика. - Что если бы тебя услыхала Августина!
   - Бедняжка! Такая кроткая, робкая! - сказала Бланш.
   - Она бы страшно перепугалась...
   - Да... да... - с замешательством проговорил Дагобер. - Но она  нас  не
услышит... она ведь в деревне...
   - Какая хорошая женщина! - продолжала Бланш. - Она сказала один  раз  о
тебе кое-что, и тут проявилось все ее превосходное сердце.
   - Да, - прибавила Роза, - говоря о тебе, она выразилась так:  "Конечно,
рядом с преданностью господина Дагобера моя привязанность для вас  слишком
нова и ничтожна, но если вы в ней и не  нуждаетесь,  я  имею  право  также
испытывать ее к вам".
   - Золотое сердце было... то бишь есть... золотое сердце у этой женщины,
-  сказал  Дагобер  и  подумал:  "Как  нарочно  все   о   ней,   бедняжке,
заговаривают!"
   - Впрочем, наш отец знал, кого выбрать! Она -  вдова  его  товарища  по
службе.
   - И как она тревожилась, видя нашу печаль, как старалась нас утешить!
   - Я двадцать раз видела, что у нее были глаза полны слез, когда она  на
нас смотрела, - продолжала Роза. - Она очень нас любит, и мы ее также... и
знаешь, что мы придумали, когда папа вернется?..
   - Да молчи, сестра... - прервала ее  со  смехом  Бланш.  -  Дагобер  не
сумеет сохранить нашу тайну.
   - Он-то?
   - Сумеешь сохранить секрет, Дагобер?
   - Знаете, - с растущим смущением  заметил  солдат