увы! - не знаете всего.
   - Что хотите вы этим сказать? - с участием спросил Габриель.
   - Я должен сделать вам тяжкое признание... Согласны ли вы выслушать мою
исповедь?
   - Прошу вас, скажите не "исповедь", а "признание", - сказал Габриель.
   - А разве вы не можете выслушать меня как духовник?
   - Я стараюсь, насколько возможно, избегать официальной  исповеди,  если
можно так сказать... - начал миссионер. - По-моему, в ней много  печальных
и неудобных сторон... Между тем я... я  счастлив,  очень  счастлив,  когда
могу внушить такое доверие, что друг пожелает открыть мне свое сердце, как
другу. Но так как по добровольно данным мною обетам, -  молодой  священник
не мог при этом удержаться от вздоха, - я  принадлежу  церкви,  то  обязан
повиноваться ее предписаниям. Поэтому, если вы желаете, я  могу  выслушать
вас и в качестве духовника.
   - Вы повинуетесь постановлениям, с  которыми  в  душе  не  согласны?  -
спросил господин Гарди, изумленный этой покорностью.
   - Брат мой, чему бы ни научил нас опыт, что бы ни раскрыл он, - грустно
продолжал  Габриель,  -  добровольно  и  сознательно  произнесенные  обеты
являются  для  священника  священным  обязательством...  а  для   честного
человека - честным словом... Пока я  принадлежу  церкви,  я  повинуюсь  ее
дисциплине, как ни тяжела она подчас.
   - Даже для вас, брат мой?
   - Да, для нас, деревенских священников или городских викариев, для всех
нас, скромных пролетариев духовенства, простых работников  в  винограднике
Господнем. Аристократия, постепенно проникнувшая в церковь, управляет нами
с несколько феодальной суровостью; но божественная  сущность  христианства
такова, что она противостоит  всем  злоупотреблениям,  которые  хотят  его
извратить. В самых смиренных слоях низшего духовенства, лучше чем  где  бы
то ни было, я могу  служить  святому  делу  обездоленных  и  проповедовать
освобождение. Вот почему, брат мой, я остаюсь в  церкви  и  подчиняюсь  ее
дисциплине. Я говорю вам это, брат мой, - прибавил Габриель экспансивно, -
потому что и вы и я  исповедуем  одну  истину:  ремесленники,  которых  вы
собрали, чтобы делить  с  ними  плоды  ваших  работ,  не  являются  больше
обездоленными... Поэтому тем добром, которое вы делаете, вы служите Христу
гораздо более деятельно, нежели я...
   - И я буду ему служить, только бы хватило сил!
   - А отчего бы вас могли покинуть силы?
   - Если бы вы знали, как я несчастлив! Если бы  знали,  какие  удары  на
меня обрушились!
   -  Несомненно,  разорение   и   пожар,   уничтоживший   вашу   фабрику,
прискорбны...
   - Ах, брат мой! - прервал его господин Гарди. - В этом ли только  беда!
Неужели мое мужество покинуло бы  меня  перед  несчастием,  которое  можно
исправить деньгами? Но увы, есть другие потери,  не  возместимые  ничем...
бывают в сердце руины, восстановить  которые  нельзя!..  И  тем  не  менее
сейчас, поддаваясь  обаянию  ваших  великодушных  слов,  я  чувствую,  что
будущее, такое мрачное до сих пор для меня, теперь  становится  яснее.  Вы
меня подбодрили,  оживили,  напомнили  о  той  миссии,  которую  я  должен
выполнить в этом мире.
   - Продолжайте, брат мой!
   - Увы! Мной  снова  овладевает  страх,  когда  я  подумаю,  что  должен
вернуться к деятельной жизни, в мир, где я так страдал!
   - Что же порождает  этот  страх?  -  с  возрастающим  участием  спросил
Габриель.
   - Выслушайте  меня,  брат  мой!  Всю  свою  нежность  и  преданность  я
сосредоточил на двух существах: на друге, которого я считал  искренним,  и
на другой, более нежной привязанности... Друг изменил мне  самым  коварным
образом... женщина, пожертвовавшая ради меня долгом, имела мужество - и я,
конечно, могу ее только уважать за это - пожертвовать нашей  любовью  ради
спокойствия своей  матери  и  навеки  покинула  Францию...  Я  боюсь,  что
излечить эти горести невозможно и они своей тяжестью превысят мои  силы  и
не дадут мне следовать по новому пути! Я  сознаюсь  в  своей  слабости,  я
знаю, что она велика, но я боюсь ее еще сильнее с тех пор, как понял,  что
не имею права  жить  в  бездействии,  если  могу  что-нибудь  сделать  для
человечества... Вы раскрыли мне глаза на мои обязанности, и  единственное,
чего я боюсь теперь, несмотря на правильное решение,  повторяю  вам,  это,
чтобы я не лишился сил, очутившись в свете и почувствовав, как  он  теперь
для меня пуст и холоден.
   - А разве  честные  рабочие,  которые  ждут  и  благословляют  вас,  не
заполнят для вас мир?
   - Да... брат мой... - с горечью сказал господин Гарди, -  но  прежде  к
радости исполненного долга присоединялись дружба и любовь, наполнявшие мою
жизнь... Их нет теперь, и они оставляют в моем сердце громадную пустоту. Я
надеялся, что религия заполнит опустевшее  место...  Но  мою  душу  питали
только отчаянием и убеждали меня, что чем больше я буду  ему  предаваться,
чем больше буду мучиться, тем угоднее стану Создателю...
   - Вас обманули, брат мой, уверяю  вас.  Бог  желает  счастья  человеку,
потому что хочет, чтобы он был добр и справедлив.
   - О! Если бы я раньше слышал эти слова надежды! -  воскликнул  господин
Гарди. - Мои раны давно бы излечились, я давно бы начал  то  благое  дело,
продолжать которое вы мне советуете... Я,  может  быть,  нашел  бы  в  нем
утешение и забвение от моих гор