сказал мне с таким искренним выражением, что я не мог не  поверить:  "Вы
можете спасти жизнь человека,  заменившего  вам  отца...  Маршал  Симон  в
ужасной опасности... Чтобы помочь ему, вы должны сейчас же последовать  за
мной..."
   - Но это была ловушка! - воскликнула Адриенна. - Маршал был  здесь  час
тому назад!
   - Он! - с радостью и как бы освобождаясь от тяжелого гнета,  воскликнул
Джальма. - Ах! По крайней мере этот чудный день ничем не будет омрачен!
   - Но, кузен,  -  заметила  Адриенна,  -  как  могли  вы  поверить  тому
посланному?
   - Несколько слов, вырвавшихся у него позднее... внушили мне сомнение, -
отвечал Джальма. - Но я не мог за ним не последовать, так как знаю, что  у
маршала есть опасные враги.
   - Конечно, вы поступили хорошо,  кузен,  я  это  теперь  поняла;  можно
вполне опасаться новой интриги против маршала... Вы должны были  поспешить
к нему при малейшем подозрении!
   - Что я и сделал... хотя меня ждали вы!
   - Жертва весьма великодушна, и если бы было  возможно,  я  еще  сильнее
стала бы вас уважать за нее... - сказала  тронутая  Адриенна.  -  Но  куда
делся потом этот человек?
   - По моему приказанию он  сел  в  карету.  Беспокоясь  о  маршале  и  в
отчаянии, что  наше  свидание  отсрочивается,  я  засыпал  этого  человека
вопросами. Его сбивчивые ответы породили сомнение. Мне пришло  на  ум,  не
ловушка ли это. Я вспомнил, как старались меня погубить в ваших  глазах...
и велел кучеру повернуть назад. Можно было бы догадаться об истине по  той
досаде, какую обнаружил при этом мой спутник, но я все-таки  тревожился  о
маршале и упрекал себя, пока вы, кузина, не успокоили меня.
   - Эти люди неумолимы, - сказала  Адриенна,  -  но  наше  счастье  будет
сильнее их ненависти!
   После  минутного  молчания,  с  обычной  для  нее  откровенностью   она
заговорила:
   - Дорогой кузен... я не  умею  молчать  и  таить  то,  что  у  меня  на
сердце... Поговорим немного - поговорим,  как  друзья  -  о  том  прошлом,
которое нам сумели так отравить, а затем забудем о нем, как о дурном сне.
   - Я буду отвечать вам вполне откровенно, если даже и  рискую  повредить
себе в вашем мнении, - сказал принц.
   - Как решились вы появиться в театре с этой...
   - С этой девушкой? - прервал ее Джальма.
   - Да, кузен, - подтвердила Адриенна, с беспокойным любопытством  ожидая
ответа.
   - Незнакомый с обычаями вашей страны, - отвечал Джальма  без  смущения,
потому что он говорил правду, - с умом, ослабевшим от отчаяния,  обманутый
коварными советами человека, преданного нашим врагам, я думал,  что  если,
как уверял меня этот человек, я притворюсь перед вами влюбленным в другую,
то смогу возбудить вашу ревность и...
   - Довольно, кузен, я все понимаю, - перебила Адриенна,  желая  избавить
его от тяжелого признания.  -  Я  была,  должно  быть,  слишком  ослеплена
отчаянием, если сразу не поняла злобного заговора, особенно  после  вашего
безумно смелого поступка, когда вы  рискнули  жизнью,  чтобы  поднять  мой
букет, - прибавила она, вздрагивая  при  этом  воспоминании.  -  Еще  одно
слово, - сказала она, - хотя я уверена в ответе. Вы  не  получили  письма,
посланного мною утром того дня, когда мы увиделись в театре?
   Джальма не отвечал. Мрачное облако скользнуло по его прекрасным чертам,
и на полсекунды его лицо приняло такое страшное  выражение,  что  Адриенна
испугалась. Но  это  гневное  возбуждение  быстро  улеглось  под  влиянием
какой-то мысли, и чело Джальмы стало снова спокойным и ясным.
   - Я был, значит, более снисходителен, чем  сам  предполагал,  -  сказал
принц Адриенне, смотревшей на него с изумлением. - Я желал предстать  пред
вами более достойным вас,  кузина.  Я  простил  человеку,  внушавшему  мне
пагубные советы под влиянием  моих  врагов...  Теперь  я  уверен,  что  он
похитил ваше письмо... Сейчас, думая  о  том,  сколько  мук  он  мне  этим
причинил, я на минуту пожалел о своей снисходительности... Но  я  вспомнил
ваше вчерашнее письмо... и мой гнев пропал.
   - Теперь покончено с ужасным прошлым, со всеми страхами, подозрениями и
недоверием, мучившими нас так долго, заставившими нас сомневаться  друг  в
друге. О да! Прочь воспоминания об этом прошлом! - воскликнула мадемуазель
де Кардовилль с глубокой радостью.
   И, как бы желая освободиться от всех грустных  мыслей,  тяготивших  ее,
она прибавила:
   - Зато перед нами будущее... целая вечность... счастливое,  безоблачное
будущее, без препятствий... с широким, чистым горизонтом впереди...  таким
обширным, что границы его ускользают из поля зрения...
   Невозможно передать выражения, с каким были сказаны эти слова, дышавшие
радостью и увлекательной надеждой. Но вдруг  на  лице  Адриенны  мелькнула
тень нежной печали, и она прибавила глубоко взволнованным голосом:
   - И подумать... что в эту минуту... есть все-таки  несчастные,  которые
страдают!
   Это неожиданное, наивное выражение сочувствия к несчастным в ту минуту,
когда счастье молодой девушки достигло высшего предела, до  такой  степени
поразило Джальму, что он не выдержал и,  невольно  упав  на  колени  перед
Адриенной, сложил руки и обратил к ней свое