путь. Другой собеседник, в котором  читатель,  вероятно,  узнал
Феринджи, пошел к садовой калитке дома, занимаемого Джальмой. В ту минуту,
когда он хотел вложить ключ  в  замок,  к  его  великому  изумлению  дверь
отворилась и из нее вышел человек.
   Феринджи бросился на незнакомца  и,  с  силой  схватив  его  за  ворот,
воскликнул:
   - Кто вы? Откуда вы идете?
   Несомненно, незнакомец нашел тон  этого  вопроса  мало  успокоительным,
потому что, стараясь высвободиться из рук Феринджи, он громко закричал:
   - Пьер... сюда... ко мне!
   Немедленно стоявшая в отдалении карета  подъехала  ближе,  и  громадный
выездной лакей, схватив метиса  за  плечи,  отбросил  его  назад  и  помог
незнакомцу освободиться.
   - Вот теперь, месье, - сказал тот Феринджи, оправляясь, -  я  могу  вам
отвечать... Хотя для старого знакомого вы обошлись со  мной  довольно-таки
грубо... Я Дюпон, бывший  управляющий  поместьем  Кардовилль...  ведь  это
именно я помог вас вытащить из моря, когда погиб ваш корабль.
   Действительно, при свете фонарей кареты  метис  узнал  Дюпона,  бывшего
управляющего  поместьем,  а  теперь  управляющего  домом  мадемуазель   де
Кардовилль. Это была все та же честная, добродушная  физиономия  человека,
впервые заинтересовавшего Адриенну судьбой принца Джальмы.
   - Но... зачем вы здесь? Зачем вы, как вор, пробрались  в  этот  дом?  -
подозрительно спросил Феринджи.
   - Позвольте вам заметить, что это совсем неуместное выражение. Я явился
сюда в карете мадемуазель де Кардовилль с людьми в ее ливрее, чтобы  прямо
и открыто  передать  двоюродному  брату  моей  достойной  госпожи,  принцу
Джальме, ее письмо, - с достоинством ответил Дюпон.
   При этих словах Феринджи задрожал от немого гнева и воскликнул:
   - Зачем же было, месье, являться так  поздно?  И  через  эту  маленькую
дверь?
   - Я приехал сюда так поздно по приказанию моей госпожи, а что  касается
двери... то, пожалуй, через парадную  дверь  мне  и  не  добраться  бы  до
принца...
   - Вы ошибаетесь, - отвечал метис.
   -  Быть  может...  но  так  как  было  известно,  что  принц   проводит
обыкновенно большую часть ночи в зале около зимнего сада, а у  мадемуазель
де Кардовилль остался от этой калитки ключ, когда  она  еще  снимала  этот
дом, то можно было, наверное, рассчитывать, что письмо его кузины  попадет
таким путем прямо в руки принца... Я должен прибавить, что  весьма  тронут
добротой принца и тем, что он удостоил честью узнать меня.
   - Кто же так хорошо познакомил  вас  с  привычками  принца?  -  спросил
Феринджи, не в силах будучи скрыть своей досады.
   - Если я хорошо знаком с привычками принца, зато вовсе не знал ваших, -
насмешливо отвечал Дюпон, - и так же мало рассчитывал здесь встретить вас,
как и вы меня.
   Говоря это, господин Дюпон отвесил довольно насмешливый поклон  метису,
сел в карету и быстро отъехал,  оставив  Феринджи  в  полном  изумлении  и
гневе.



27. СВИДАНИЕ

   На другой день после посещения Дюпона Джальма  быстрыми,  нетерпеливыми
шагами ходил  по  индийской  гостиной  своего  дома.  Мы  знаем,  что  она
сообщалась с оранжереей, где он в первый раз  увидал  Адриенну.  В  память
этого дня он был одет так же, как тогда, -  в  белую  кашемировую  тунику,
перетянутую пунцовым поясом, и в чалму того же цвета  Его  алые  бархатные
штиблеты, вышитые золотом, превосходно обрисовывали  форму  стройных  ног,
обутых, кроме  того,  в  маленькие  туфли  из  белого  сафьяна  с  красным
каблуком.
   Счастье  оказывает  быстрое  и,  если   можно   сказать,   материальное
воздействие на молодые, пылкие и живучие натуры, так  что  Джальма,  вчера
еще убитый,  отчаявшийся  и  угрюмый,  был  сегодня  неузнаваем.  Бледный,
золотистый цвет его прозрачной кожи больше не  имел  мертвенного  оттенка;
его громадные зрачки, недавно подернутые как бы  облаком  печали,  подобно
черным бриллиантам, покрытым легким  налетом,  нежно  блестели  теперь  на
перламутре белков; побледневшие было губы снова могли поспорить окраской с
самыми яркими бархатистыми пурпурными цветами его родины. Время от времени
он останавливался, вынимал небольшую тщательно сложенную бумажку, лежавшую
у него на груди, и подносил ее к губам  в  безумном  опьянении.  Он  не  в
состоянии был в эти минуты сдерживать порывы счастья,  и  радостный  крик,
звонкий и мужественный,  вырывался  из  его  груди.  Одним  прыжком  принц
очутился у зеркального стекла, отделявшего гостиную от  оранжереи,  где  в
первый раз увидел он мадемуазель  де  Кардовилль.  Есть  странная  мощь  в
воспоминании; ум, которым овладела страстная, постоянная,  упорная  мысль,
бывает  иногда  подвластен  отрадной  галлюцинации.  Много   раз   Джальме
казалось, что он ясно видит милый образ  Адриенны  за  прозрачной  стеной.
Иллюзия была так