| |
ицу и пожелали увидеться с Джальмой, назвавшись его родственниками.
Опасное состояние сонливости, в какое он был погружен, их очень испугало,
они велели перенести его в свою карету и увезли к себе домой, чтобы
окружить необходимыми заботами и уходом.
- Очень жаль, - сказал нотариус, - что и этот наследник не явился.
Теперь его права на громадное наследство, о котором шла речь, пропали.
- Ах, так дело в громадном наследстве! - заметил Феринджи, пристально
глядя на Родена, но тот благоразумно отвернулся.
В эту минуту подошел и второй посетитель, о котором мы только что
упомянули. Это был отец маршала Симона, высокий старик, бодрый и живой для
своих лет. Его коротко остриженные волосы были седы, слегка красноватое
лицо одновременно выражало кротость, тонкий ум и энергию. Агриколь с
живостью пошел к нему навстречу.
- Вы здесь, месье Симон? - воскликнул он.
- Да, брат, - ответил отец маршала, дружески пожимая руку кузнеца. - Я
только что вернулся из поездки. Господин Гарди должен был находиться
здесь, как он предполагает, по поводу какого-то наследства. Но ввиду его
отсутствия из Парижа, он поручил мне...
- Он также наследник... господин Гарди? - воскликнул Агриколь, прерывая
старого рабочего.
- Но как ты бледен и взволнован, мой мальчик! Что такое? - спрашивал
отец маршала, с изумлением оглядываясь кругом. - Что здесь происходит? В
чем дело?
- В чем дело? А в том, что ваших внучек здесь ограбили! - воскликнул с
отчаянием Дагобер, подходя к старику. - И я, оказывается, только для того
привез их сюда из глубины Сибири, чтобы присутствовать при этой подлости.
- Вы? - спросил его старый рабочий, вглядываясь в лицо Дагобера и
стараясь его узнать. - Значит, вы...
- Я Дагобер.
- Вы! Самый преданный друг моего сына? - воскликнул отец маршала и сжал
руки Дагобера в горячем порыве. - Вы, кажется, говорили о дочери Симона?
- О его дочерях. Он счастливее, чем думает, - сказал Дагобер. - У него
родились близнецы!
- Где же они? - спросил старик.
- В монастыре... Да, благодаря преступным махинациям этого человека,
который, задерживая их там, лишил их прав на наследство.
- Какого человека?
- Маркиза д'Эгриньи...
- Смертельного врага моего сына! - воскликнул старый рабочий, с
отвращением взглянув на отца д'Эгриньи, наглость которого нисколько не
уменьшилась.
- И этого мало, - начал Агриколь. - Господин Гарди, мой достойный и
честнейший хозяин, тоже, к несчастью, потерял свои права на это громадное
наследство.
- Да что ты говоришь? - сказал отец маршала Симона. - Но господин Гарди
и не подозревал, что дело это для него так важно... Он уехал внезапно,
вызванный письмом друга, который нуждался в помощи.
Каждое из этих последовательных открытий увеличивало отчаяние Самюэля.
Но ему оставалось только тяжко вздыхать, потому что воля покойного была, к
несчастью, слишком определенно выражена.
Отец д'Эгриньи, несмотря на внешнее спокойствие, страстно желал
прекращения этой сцены, которая, разумеется, ужасно его стесняла; он
заметил нотариусу суровым и убедительным тоном:
- Надо же положить этому конец, месье. Если бы меня могла задеть эта
клевета, я, конечно, сумел бы самым эффективным образом ее опровергнуть...
К чему приписывать отвратительным интригам отсутствие наследников, за
право которых таким оскорбительным образом вступаются этот солдат и его
сын? Почему не объяснить их отсутствие так же просто, как объясняется
отсутствие молодого индуса и господина Гарди, который, по словам его
доверенного, не имел и понятия о важности дела? Не проще ли предположить,
что и дочери маршала Симона и мадемуазель де Кардовилль по такой же
простой причине не явились сюда сегодня? Повторяю, все это слишком
затянулось. Господин нотариус вполне, надеюсь, разделяет мое мнение, что
открытие существования новых наследников нисколько не меняет сущности
дела; как представитель бедняков, которым господин аббат Габриель подарил
свое имущество, я остаюсь, несмотря на сделанный им позднее незаконный
протест, единственным владетелем всего этого богатства, которое еще раз
обязуюсь при всех употребить для прославления имени Божия... Прошу вас,
месье, отвечайте как можно яснее и положите конец этой тяжелой для всех
сцене...
- Милостивый государь, - торжественно начал нотариус. - В качестве
верного исполнителя последней воли господина Мариуса де Реннепона я, по
долгу совести, во имя закона и права, признаю вас, вследствие дарственной
господина аббата Габриеля де Реннепона, единственным владельцем этого
состояния, которое и передаю вам в руки для исполнения вами воли дарителя.
Эти слова, произнесенные со всей серьезностью и убеждением,
окончательно убили последние смутные надежды, которые еще оставались у
защитников отсутствующих наследников. Самюэль еще больше побледнел; он
судорожно сжал руку Вифзафеи, приблизившейся к нему, и крупные слезы
медленно потекли по щекам обоих стариков.
Дагобер и Агриколь казались совершенно убитыми. Они были поражены
словами нотариуса, разъяснившего им, что он не мог пол
|
|