о было приказание, полученное мною.
   - От кого же оно было вами получено?
   - От моего отца, сударь...  а  ему  передал  это  приказание  мой  дед,
получивший  его  от  самого  хозяина...  Когда  я  не  буду  здесь  больше
хранителем и дом перейдет к новому владельцу, пусть он делает  тогда,  что
хочет.
   - В добрый час! - заметил весьма удивленный писец. - За работу, братцы,
разбирайте замурованную дверь и открывайте указанное окно, - прибавил  он,
обращаясь к рабочим.
   Едва каменщики принялись за  дело  под  наблюдением  писца,  к  воротам
подъехала  карета,  и  в  дом  на  улице  св.Франциска   вошел   Роден   в
сопровождении Габриеля.



3. НАСЛЕДНИК

   Родену и Габриелю отворил ворота Самюэль.
   Роден обратился к нему с вопросом:
   - Вы, сударь, хранитель этого дома?
   - Да, - отвечал Самюэль.
   - Господин аббат Габриель де Реннепон,  -  сказал  Роден,  указывая  на
своего спутника, - один из потомков семейства Реннепон.
   - Ах! тем лучше! - невольно проговорил еврей.
   Ангельское лицо  Габриеля  поразило  его.  В  небесном  взоре  молодого
священника,  на  его  бледном,  чистом  челе,   украшенном   уже   ореолом
мученичества, ясно выражались благородство и спокойствие души.
   С  любопытством,  полным  интереса  и  симпатии,  смотрел  Самюэль   на
Габриеля, но, чувствуя, что долгий осмотр может  быть  неприятен  молодому
человеку, он заговорил, обращаясь к нему:
   - Нотариус не может явиться раньше десяти часов, господин аббат.
   Габриель с удивлением посмотрел на него и спросил:
   - Какой нотариус?
   - Отец д'Эгриньи вам это объяснит,  -  торопливо  вмешался  в  разговор
Роден и, обращаясь к Самюэлю, прибавил: - Мы  приехали  несколько  рано...
где нам можно подождать нотариуса?
   - Если вам будет угодно пожаловать ко мне, - сказал  Самюэль,  -  то  я
сейчас вас проведу...
   - Благодарю вас.
   - Тогда прошу за мной.
   И через несколько минут молодой  священник  и  социус  в  сопровождении
Самюэля вошли в одну из комнат первого  этажа,  занимаемую  им  в  здании,
выходившем на улицу, но окна которого были обращены на двор.
   - Сейчас должен сюда прибыть господин  аббат  д'Эгриньи,  опекун  месье
Габриеля, - сказал Роден. - Не будете ли вы добры проводить его к нам?
   - Непременно, - сказал Самюэль уходя.
   Социус и Габриель остались одни.
   Лицо молодого миссионера,  всегда  выражавшее  обаятельное  благодушие,
придававшее  ему  нечто  трогательное,  было  исполнено   теперь   печали,
строгости и решимости. Роден, не видавший  Габриеля  несколько  дней,  был
серьезно озабочен переменой, какую он нашел в нем. Поэтому он  всю  дорогу
молча наблюдал за ним. Молодой священник был,  по  обыкновению,  в  черной
рясе, и прозрачная бледность лица еще более бросалась в глаза. Когда еврей
вышел, он обратился к Родену и твердо произнес:
   - Сообщите ли  вы  мне,  наконец,  почему  я  несколько  дней  не  имел
возможности переговорить с его преподобием отцом д'Эгриньи  и  почему  для
беседы со мной он выбрал этот дом?
   - Я не могу ответить на эти вопросы, -  холодно  сказал  Роден.  -  Его
преподобие не  замедлит,  вероятно,  с  приездом  и  выслушает  вас.  Могу
заметить одно: его преподобие не менее вас интересуется этим свиданием,  а
выбор дома зависел от того, что вам необходимо  было  быть  здесь  сегодня
исходя  из  ваших  интересов...  Вы  это  хорошо  сами  знаете...  хотя  и
изобразили удивление, когда сторож говорил о нотариусе...
   При этих словах Роден испытующим  и  тревожным  взглядом  уставился  на
Габриеля, лицо которого ничего, кроме изумления, не выражало.
   - Я вас не понимаю, - отвечал он Родену. - Зачем мне  надо  быть  здесь
сегодня?
   - Не может быть, чтобы вы этого не знали!  -  сказал  Роден,  продолжая
внимательно наблюдать за Габриелем.
   - Повторяю вам, сударь, что я ничего не знаю!  -  воскликнул  Габриель,
почти оскорбленный настойчивостью социуса.
   - А зачем же приходила к  вам  вчера  ваша  приемная  мать?  Почему  вы
позволили себе принять ее без разрешения отца д'Эгриньи? Я узнал  об  этом
сегодня утром. Она разве ничего не говорила вам о бумагах,  найденных  при
вас, когда она приняла вас к себе в дом?
   - Нет, - сказал  Габриель.  -  Я  знаю,  что  эти  бумаги  были  отданы
духовнику моей приемной матери, от него они перешли к отцу д'Эгриньи, и  с
тех пор я о них слышу в первый раз от вас сегодня.
   - Итак, вы утверждаете, что Франсуаза Бодуэн приходила к вам  вчера  не
по поводу этих бумаг? - упрямо допытывался Роден, подчеркивая слова.
   - Вы уже во второй раз выражаете сомнение в правдивости  моих  слов,  -
тихо ответил молодой священник, сдерживая нетерпение. - Уверяю вас, что  я
говорю правду!
   "Нет, он ничего не знает!" - подумал  социус,  которому  была  известна
искренность Габриеля.
   - Я вам верю, - продолжал он. - Мне пришло это на ум потому, что  я  не
мог понять, как вы могли нарушить приказание преподобного аббата д'Эгриньи
относительно полного уединения, в котором вы должны  были  находиться  все
это время...  при  этом  всякая  возможность  сообщения  с  внешним  миром
исключалась... Кроме этого, вы позволили себе  даже  закрыть  свою  дверь,
хотя наши двери должны быть всегда  приоткрыты  для  облегчения  взаимн