и  честная,  однако,  молчаливые  и
решительные, они скользили во тьме, как  разбойники,  в  этот  час  ночных
преступлений. Агриколь нее на плечах мешок с крюком, веревкой  и  железной
полосой, Дагобер опирался на его руку, а Угрюм следовал по пятам.
   - Должно быть, уж недалеко та скамейка, на которой мы сидели, -  сказал
Дагобер, останавливаясь.
   - Да, - отвечал Агриколь, вглядываясь в темноту, - вот она, батюшка.
   - Надо подождать полуночи, - продолжал Дагобер,  -  сядем  отдохнуть  и
договоримся, как действовать...
   После минутного молчания солдат начал, волнуясь и  крепко  сжимая  руки
сына:
   - Агриколь... дитя мое... еще есть время... умоляю тебя:  отпусти  меня
одного... я сумею выпутаться... Чем ближе страшная минута,  тем  больше  я
тревожусь, что вовлек тебя в столь опасное предприятие...
   - А я, батюшка, чем ближе эта минута, тем сильнее убеждаюсь,  что  могу
быть вам полезен... Какова бы ни была ваша участь, я ее разделю с  вами...
Наша цель похвальна: это долг чести, который вы должны оплатить... я  хочу
иметь в этой оплате свою долю... Уж теперь-то я не отступлю ни  за  что...
Поговорим о плане действий.
   - Ты, значит, все-таки пойдешь? - спросил солдат, подавляя вздох.
   - Надо, батюшка, - продолжал Агриколь, -  постараться  добиться  успеха
без помехи... и  мы  добьемся  его...  Вы  заметили  там,  в  углу  стены,
маленькую калитку? Уж одно это превосходно...
   - Через нее мы проберемся в сад и станем искать то место, где кончается
стена и начинается решетка.
   - Да, да. С одной стороны помещается павильон, где живет мадемуазель де
Кардовилль, а с другой стороны та  часть  монастыря,  где  заперты  дочери
генерала Симона.
   В эту минуту свернувшийся у ног хозяина Угрюм вскочил  и,  подняв  уши,
начал прислушиваться.
   - Угрюм, должно быть, что-то чует, - сказал Агриколь, - послушаем.
   Ничего не было слышно, кроме шума ветра,  колебавшего  высокие  деревья
бульвара.
   - Батюшка, если калитка в сад отворится, мы возьмем Угрюма?
   - Да, возьмем. Если там есть сторожевая собака,  он  справится  с  ней.
Кроме того, он даст нам знать о приближении людей,  совершающих  обход.  А
потом, кто знает? Он так умен и так привязан к Розе и Бланш, что, пожалуй,
укажет, где они спрятаны. Я видел раз двадцать, как  он  разыскивал  их  в
лесу только благодаря своему инстинкту.
   Медленные, торжественные, звонкие удары, как бы  господствуя  над  воем
бури, пробили двенадцать.
   Бой часов болезненно отозвался в душе Агриколя  и  его  отца;  немые  и
потрясенные  до  глубины  души,  они  невольно  вздрогнули  и   обменялись
энергичным рукопожатием.
   Помимо воли сердца отца и сына бились в такт ударам колокола,  дрожащие
звуки которого протяжно вибрировали в ночном мраке.
   При последнем Ударе Дагобер сказал сыну твердым голосом:
   - Полночь!.. Обними меня... и вперед!
   Отец и сын обнялись. Минута была решительная и торжественная.
   - Теперь, батюшка, - сказал Агриколь, - надо действовать смело и хитро,
как действуют воры, взламывающие сейф!
   Говоря это, кузнец вынул из мешка крюк и  веревку.  Дагобер  вооружился
железной  полосой,  и  оба  осторожно  двинулись  к   маленькой   калитке,
помещавшейся недалеко от угла, где соединялись улица и бульвар.  Время  от
времени она останавливались и прислушивались, стараясь различить,  нет  ли
иных звуков, кроме шума ветра и дождя.
   Ночь по-прежнему была довольно светлой. Подойдя к калитке,  они  сумели
разглядеть, что доски были очень стары и казались непрочными.
   - Хорошо, - заметил Агриколь, - она сразу уступит!
   И кузнец хотел уже нажать могучим плечом  на  дверь,  как  вдруг  Угрюм
глухо заворчал и, казалось, готов был сделать стойку.
   Дагобер знаком заставил собаку  замолчать  и,  схватив  сына  за  руку,
шепнул:
   - Не трогайся... Угрюм кого-то почуял там в саду.
   Несколько минут они стояли неподвижно,  чутко  вслушиваясь,  настороже,
сдерживая дыхание... Собака, послушная воле хозяина, не ворчала больше, но
сильно волновалась, хотя ничего не было слышно.
   - Собака ошиблась, - шепнул Агриколь.
   - А я уверен, что нет! Не двигайся...
   Через несколько минут Угрюм лег на землю и насколько мог просунул морду
под калитку, тяжело дыша.
   - Идут, - шепнул Дагобер сыну.
   - Отойдем! - сказал Агриколь.
   - Нет, послушаем. Успеем убежать, когда отворят дверь... Сюда, Угрюм...
сюда.
   Послушная собака отошла  от  калитки  и  легла  у  ног  хозяина.  Через
несколько секунд послышались тяжелые шаги, шлепающие по  лужам,  солдат  и
кузнец не могли различить слова из-за воя ветра.
   - Это обход, о котором говорила Горбунья, - сказал Агриколь.
   - Отлично... Раньше двух часов они в другой  раз  не  пойдут...  У  нас
есть, значит, впереди часа два време