Еще минутку терпения, батюшка!.. Ты, конечно,  не  сомневаешься,  что
если принято столь много предосторожностей, когда их увозили, то их  хотят
задержать в монастыре как против их воли, так и против твоей!
   - Я не только не сомневаюсь, но я в этом уверен... недаром же одурачили
мою бедную жену.
   - Ну, так настоятельница тебе и ответит, что она не понимает, о чем  ты
говоришь, и что девиц Симон в монастыре нет и не бывало.
   - А я ей скажу, что они там... у меня есть свидетели: Горбунья и Угрюм!
   - Настоятельница тебе скажет,  что  она  тебя  не  знает  и  не  желает
вступать в объяснения... да и захлопнет окошко.
   -  Тогда  я  выломаю  дверь...  видишь,  без  этого,  значит,  обойтись
нельзя... Пусти же меня!
   - При таком шуме привратник сбегает за  полицией,  и  тебя  для  начала
арестуют.
   - А что станется тогда с вашими бедными девочками, господин Дагобер?  -
сказала Горбунья.
   У  старого  воина  было  слишком  много  рассудка,  чтобы   не   понять
справедливости доводов сына и Горбуньи. Но он знал также,  что  необходимо
было, чтобы девушки были освобождены до завтрашнего дня.  Выбор  этот  был
ужасен. Голова Дагобера горела, он  упал  на  каменную  скамью,  сжимая  в
отчаянии голову, и, казалось, изнемогал под гнетом неумолимого рока.
   Агриколь и Горбунья, глубоко тронутые его немым  отчаянием,  обменялись
взглядом. Кузнец сел на скамью рядом с отцом и сказал ему:
   - Послушай, батюшка,  успокойся  немножко,  подумай  о  том,  что  тебе
сказала Горбунья. Ведь  если  ты  снесешь  это  кольцо  к  графу,  то  он,
благодаря своему влиянию, освободит девушек  завтра  же...  самое  позднее
послезавтра...
   - Гром и молния! Да что вы меня с ума свести хотите? - закричал Дагобер
и, вскочив со скамьи, таким отчаянным, диким взором посмотрел на  Агриколя
и на Горбунью, что те невольно отступили в изумлении и страхе. -  Простите
меня, дети, - прибавил  Дагобер  после  долгого  молчания,  -  я  напрасно
погорячился...  виноват...  вы  ведь  меня  не  понимаете...  Трудно   нам
сговориться... Вы совершенно правы, но и я прав также! Послушайте меня, вы
люди честные и хорошие... я вам доверю свою тайну... Знаете  ли,  зачем  я
привез этих детей из Сибири? Затем, чтобы завтра они могли  быть  утром  в
улице св.Франциска... Если они там не будут, значит, я  изменил  последней
воле их умирающей матери.
   - Это улица св.Франциска, дом N_3? - прервал отца Агриколь.
   - Да... но ты-то откуда знаешь об этом?
   - Все это написано на бронзовой медали?
   - Да!.. - с возрастающим удивлением воскликнул Дагобер. - Кто это  тебе
сказал?
   - Батюшка, подожди минутку... - отвечал Агриколь, - дай мне подумать...
Я, кажется, догадываюсь... да... Так ты говоришь, Горбунья, мадемуазель де
Кардовилль нисколько не помешана?..
   - Нет... Ее удерживают  силой  в  этом  доме,  не  позволяя  ни  с  кем
видеться... Она сказала, что и она и дочери маршала Симона - жертвы  одной
и той же грязной интриги.
   - Сомнений больше нет! - воскликнул кузнец. -  Теперь  я  все  понимаю:
мадемуазель де Кардовилль, как и  девицы  Симон,  имеет  такую  же  важную
причину быть завтра на улице св.Франциска... а она, может быть, об этом  и
не знает!
   - Как так?
   - Еще одно слово, милая Горбунья... Мадемуазель де Кардовилль  тебе  не
говорила, что ей очень нужно быть на свободе завтра утром?
   - Нет... Давая мне кольцо для графа де Монброн, она сказала: "Благодаря
этому мы будем свободны завтра или послезавтра..."
   - Да объясни же, в чем дело! - с нетерпением сказал Дагобер сыну.
   - Когда ты пришел сегодня за мной в тюрьму, батюшка, я тебе сказал, что
должен выполнить священный долг и потом уже приду к тебе...
   - Так, так... а я, со своей стороны, пошел попытаться  еще  предпринять
кое-что; я потом расскажу вам, в чем дело.
   - Я тотчас же побежал к мадемуазель де Кардовилль. Отворивший мне лакей
сообщил, что с барышней случился припадок умопомешательства... Можете себе
представить, как я был поражен... Я спросил, где  она.  Ответили,  что  не
знают. Нельзя ли, говорю, увидеть кого-нибудь из членов ее семьи?  Но  так
как моя одежда, вероятно, не внушала большого доверия, мне  ответили,  что
никого нет дома. Я просто пришел в отчаяние... но потом подумал, что  если
она больна, то ее доктор должен знать, где она, и нельзя ли ее  увидеть...
Вместо родных я решил поговорить с доктором: они часто  являются  лучшими,
друзьями... Я спрашиваю у лакея, не может ли он указать  мне  имя  доктора
мадемуазель де Кардовилль. Мне охотно сообщают, что это  доктор  Балейнье,
улица Тарани, 12. Побежал туда - он вышел. Но мне говорят, что около  пяти
часов я  его  наверняка  застану  в  больнице:  больница  здесь,  рядом  с
монастырем... вот почему мы с вами и встретились.
   - Но медаль, медаль где ты видел? - с нетерпением допрашивал Дагобер.
   - Да вот о ней и о других важных  открытиях  я  и  хотел  поговорить  с
мадемуазель де Кардовилль, как я писал Горбунье.
   - Что же это за открытия?
   - Видите