смотря на нее.
   - Прекрасные известия,  господин  Дагобер!  -  с  невыразимой  радостью
проговорила Горбунья. - Роза и Бланш найдены... -  Затем,  повернувшись  к
кузнецу, она прибавила: - Прекрасные известия,  Агриколь!  Мадемуазель  де
Кардовилль вовсе не сошла с ума... Я сейчас с ней виделась!..
   - Она не помешана! Какое счастье! - сказал кузнец.
   - Дети мои!! - дрожащим от волнения голосом воскликнул старик,  пожимая
руки Горбунье. - Вы их видели?
   - Да, сейчас... они очень печальны и огорчены...  я  не  могла  с  ними
поговорить.
   - Уф! - сказал Дагобер, как бы  задыхаясь  от  полученного  известия  и
прижимая к груди руки. - Уф! Я никогда не думал,  что  мое  старое  сердце
может  так  шибко  биться.  А  между  тем,  благодаря  Угрюму,   я   почти
приготовился  к  этой  вести...  Но  все  равно...  Меня  просто  ослепила
радость... голова закружилась.
   - Видишь, батюшка,  какой  славный  денек  сегодня  выдался,  -  сказал
Агриколь, с благодарностью смотря на молодую работницу.
   - Обнимите меня, славная и достойная девушка, - прибавил солдат, крепко
обнимая Горбунью; затем, сгорая от нетерпения, воскликнул: - Ну,  пойдемте
за девочками!
   - Милая Горбунья, - сказал глубоко тронутый Агриколь, - ты  возвращаешь
покой, быть может, даже жизнь отцу... А как ты узнала... о мадемуазель  де
Кардовилль?
   - Чисто случайно... А ты как здесь очутился?
   - Угрюм остановился и лает! - воскликнул Дагобер  и  поспешно  двинулся
вперед.
   Действительно, собака, не менее  своего  господина  жаждавшая  поскорее
увидеть сирот, но лучше его знавшая, где они находятся,  уселась  у  ворот
монастыря и залаяла, чтобы привлечь  внимание  Дагобера.  Последний  понял
этот призыв и спросил Горбунью, указывая на дом:
   - Они здесь?
   - Да, здесь.
   - Я был в этом уверен... Славная собака! О, да! животные лучше людей...
исключая вас, дорогая Горбунья... вы лучше людей и зверей!.. Наконец-то  я
увижу моих бедных малюток! Наконец-то я буду с ними!..
   Говоря это, несмотря на свои годы, Дагобер бегом побежал к Угрюму.
   - Агриколь! - воскликнула Горбунья. - Не давай твоему отцу  постучаться
в дверь, иначе он все погубит...
   В два прыжка Агриколь был возле отца. Тот  уже  готов  был  взяться  за
молоток.
   - Батюшка, не стучись! - воскликнул кузнец, хватая его за руку.
   - Какого черта ты толкуешь?
   - Горбунья сказала, что все будет потеряно, если ты постучишься.
   - Что-о?!
   - Вот она тебе все объяснит.
   В это время Горбунья, менее проворная, чем Агриколь, подошла  к  ним  и
сказала солдату:
   - Господин Дагобер, надо отойти от ворот... их могут открыть... заметят
вас, заподозрят... Лучше пройдем у стены...
   - Заподозрят? В чем заподозрят? - с удивлением  спрашивал  Дагобер,  не
отходя от ворот.
   - Умоляю вас... не оставайтесь тут! - с  такой  настойчивостью  сказала
Горбунья, что Агриколь невольно прибавил:
   - Батюшка, раз Горбунья это говорит, значит, у нее  есть  основательная
причина. Послушаемся ее... Бульвар Госпиталя в двух  шагах...  там  никого
нет... Мы можем там спокойно переговорить...
   - Черт меня возьми, если я что-нибудь понимаю!  -  воскликнул  Дагобер,
все-таки не отходя от ворот.  -  Девочки  тут...  я  их  беру...  увожу  с
собой... вот и все... и дела-то всего на десять минут!
   - О, не думайте так, господин  Дагобер!  -  сказала  Горбунья.  -  Дело
совсем не так просто... Идемте... уйдем отсюда скорее - слышите, голоса за
воротами...
   Действительно, послышался какой-то шум на дворе.
   - Идем,  батюшка...  идем,  -  сказал  Агриколь,  почти  силой  увлекая
старика.
   Угрюм,  очень  удивленный,  по-видимому,  этим   промедлением,   полаял
немного, оставаясь у ворот, как бы выказывая нежелание покидать свой  пост
и протестуя против подобного отступления,  но  по  знаку  Дагобера  собака
присоединилась к армейскому корпусу.
   Было около пяти часов вечера. Поднялся сильный  ветер.  Небо  покрылось
тяжелыми  и  темными  дождевыми  тучами.  Мы  уже  сказали,  что   бульвар
Госпиталя, примыкавший к монастырскому саду,  почти  никем  не  посещался.
Дагобер, Агриколь и Горбунья могли, следовательно, держать здесь  совет  в
совершенном уединении.
   Солдат не скрывал своего бурного нетерпения и, как только они повернули
за угол, обратился к Горбунье:
   - Ну, говорите же... объясните, в чем дело: вы видите, я как на горячих
угольях!
   - Дом, где заперты дочери маршала Симона, - монастырь, месье Дагобер.
   - Монастырь! - воскликнул солдат. - Так и следовало думать... Ну и что!
Я и в монастырь за ними пойду... как и повсюду... Попытка не пытка!
   -  Но,  господин  Дагобер,  девочек  там  держат  против  их  и  вашего
желания... и вам их не отдадут!
   - Мне не отдадут?.. А вот, черт возьми,