лотно охватывал  худое
бледное лицо; множество глубоких морщин бороздило ее лоб цвета пожелтевшей
слоновой кости; тонкий нос загибался  немного  книзу,  точно  клюв  хищной
птицы, а черные  глаза  смотрели  остро  и  проницательно.  В  общем  лицо
настоятельницы выражало ум, холодность и твердость. Что  касается  ведения
материальных дел общины, то мать Перпетю  не  уступила  бы  в  ловкости  и
изворотливости  ни  одному  прокурору.  Женщины,  если  они  владеют   так
называемой  деловой  сметкой  и  вкладывают   в   дело   проницательность,
неутомимую настойчивость, благоразумную скрытность, а особенно способность
быстро  и  верно  все  подмечать,  свойственную   им   вообще,   достигают
поразительных результатов.
   Для матери Перпетю,  женщины  с  сильным  и  твердым  умом,  управление
обширными владениями общины казалось игрушкой. Никто лучше ее не сумел  бы
приобрести обесцененное имение, взвинтить его цену  и  продать  с  большой
выгодой. Ей были хорошо знакомы  и  курс  ренты,  и  денежные  обороты,  и
текущая  стоимость  акций  всевозможных  предприятий;   она   никогда   не
ошибалась, руководя своими посредниками при помещении капиталов, постоянно
поступавших в виде даров в общину св.Марии.
   В самом заведении она  ввела  строгий  порядок,  дисциплину  и  крайнюю
экономию. Главной целью ее жизни  являлось  желание  увеличить  не  личные
средства, а богатство  общины.  Дух  ассоциации,  когда  она  имеет  целью
коллективным эгоизм, развивает в корпорации те же недостатки и пороки, что
и в отдельной личности.
   Подобная конгрегация начинает привязываться к  власти  и  деньгам,  как
честолюбец привязывается к власти для  власти,  а  скупой  к  деньгам  для
денег...  Особенно  сильно  развивается  в  подобных  общинах  страсть   к
недвижимому  имуществу:  тут  все  действуют  заодно,  как  один  человек.
Недвижимость становится для них единственной мечтой, навязчивой идеей,  на
ней сосредоточены их горячие, нежные, искренние желания... Первое движимое
имущество для  нарождающейся  маленькой  общины  -  то  же,  чем  является
свадебная  корзина  для   молодой   новобрачной,   верховая   лошадь   для
подростка-юноши, первый успех  для  поэта,  первая  кашемировая  шаль  для
лоретки;  потому  что  в  наш  материальный  век  _недвижимое   имущество_
определяет  общественное  положение,   классифицирует,   _котирует_,   как
известную ценность, данную общину в общем религиозном кошельке и  сообщает
простым и  доверчивым  людям  тем  более  хорошее  представление  о  своем
кредите, что все эти коммандитные ассоциации, связанные со спасением  души
и кончающие обладанием огромными угодьями, всегда начинают с  нищенства  и
единственной гарантии, заключающейся в  надежде  на  милосердие  ближнего.
Можно,  следовательно,  легко  представить,   какое   острое   и   горячее
соперничество существует между различными общинами в приобретении  имений,
которые у всех на  виду,  и  с  каким  неописуемым  удовольствием  богатая
конгрегация давит на более бедную списком своих  домов,  ферм  и  денежных
сумм. Зависть и ревнивая ненависть,  раздуваемые  монастырским  бездельем,
невольно доходят до страшных размеров  благодаря  этому  соперничеству.  А
между тем  подобная  ненасытная  жадность  к  накоплению  богатств  любыми
способами  является,  вне  всякого  сомнения,  менее  всего   христианским
чувством в самом лучшем значении  этого  слова  и  совсем  не  подходит  к
истинному евангельскому духу, столь религиозно-коммунистическому по  своей
сути. Вот опасная жадность, которую общественное мнение не должно поощрять
за ту жалкую милостыню, которая  раздается  бедным  общиной,  да  и  то  с
чувством непримиримости и презрения.
   Мать  Перпетю  сидела  за  большим  письменным   столом,   поставленным
посередине скромно, но удобно меблированного кабинета. В мраморном  камине
ярко горели дрова; пол был покрыт мягким ковром.  Настоятельница,  которой
ежедневно  доставлялись  письма,   адресованные   как   сестрам,   так   и
воспитанницам монастыря, занималась  перечитыванием  первых  по  праву,  а
вторых - по  собственному  решению,  считая,  что  это  должно  служить  к
спасению милых девушек. Конечно, главной целью было иное: надо было знать,
о чем они пишут. Подобному  же  негласному  контролю  она  подвергала  все
письма, выходившие из стен монастыря. Следы столь  невинной  и  благостной
инквизиции уничтожались очень легко: недаром святая и добрая мать обладала
целым арсеналом прехорошеньких стальных инструментов. Одни из  них,  очень
тонкие и отточенные, служили для незаметного  подрезывания  бумаги  вокруг
печати. После того, как письмо было вскрыто, прочитано и снова  вложено  в
конверт,  брался  другой  хорошенький  закругленный   инструмент;   слегка
подогрев  его,  им  проводили  по  контурам  сургучной  печати,   которая,
растапливаясь, расширялась по краям,  закрывая  первоначальный  Надрез.  В
арсенале доброй матери имелась также парильница -  чрезвычайно  остроумный
прибор, на влажном паре которого легко  расклеивались  письма,  скромно  и
смиренно заклеенные при помощи облатки;  они  уступали  малейшему  усилию,
причем бумага не разрывалась.
   В зависимости от степени нескромностей, невольно допускаемых в письмах,
настоятельница делала более или менее длинные пометки в своих бумагах.  От
этого интересного занятия ее оторвал тихий стук в дверь, запертую на крюк.
   Захлопнув откинутую крышку своего секретера, скрывшую ее арсенал,  мать
Перпетю  с  серьезным  и  торжественным  видом   направилась   к   дверям.
Сестра-послушница доложила ей, что в гостиной ее ждет княгиня де Сен-Дизье
и что Флорина, пришедшая несколько позже княгини в сопровождении  какой-то
плохо одетой горбатой девушки, стоит в маленьком коридоре.
   - Просите  сперва  княгиню,  -  сказала  настоятельница  и  с  любезной
предупредительностью подвинула к огню кресло.
   Княгиня де Сен-Дезье вошла.  Без  вс