|
в кормилицы. Она была
у госпожи Гривуа, своей крестной матери... а ты знаешь, что мадам Гривуа -
старшая горничная княгини Сен-Дизье... вот она-то все это и рассказала...
а уж кому лучше знать, раз она так давно живет в доме!
- Тонкая бестия эта мадам Гривуа!.. Ловкая была шельма в прежние
годы... видала виды!.. а теперь, по примеру своей барыни, в святоши
записалась!.. Вот уж правда-то, что каков поп, таков и приход!.. Ведь и
сама-то княгиня; такая теперь святая недотрога, в свое время ловко
кутила... нечего сказать... не стеснялась!.. Лет пятнадцать тому назад это
была такая ветреница, что только держись! Небось, ты сама помнишь того
красивого гусарского полковника, что стоял в Аббевиле? Помнишь, он еще
служил в русской армии, когда эмигрировал... а потом Бурбоны после
Реставрации дали ему полк?
- Помню, помню! Экий у тебя злой язык, друг мой!
- Отчего же злой? Я говорю истинную правду!.. Полковник вечно торчал в
замке, и все говорили, что он в очень близких отношениях с княгиней, что
не мешает ей теперь представляться святой!.. Славное было времечко!..
Всякий вечер или бал, или спектакль... А уж какой весельчак был этот
полковник, как славно он играл на сцене!.. Я помню, раз...
Дюпону не удалось докончить рассказ. В комнату вбежала толстая служанка
в деревенском наряде и торопливо обратилась к своей госпоже:
- Мадам... там какой-то господин приехал... ему нужно видеть месье
Дюпона... Он на почтовых приехал из Сен-Валери... зовут его месье Роден...
- Месье Роден! - воскликнул, вскочив с места, управляющий. - Зови его
сюда... проси...
Роден вошел в комнату. Он, по обыкновению, был одет более чем просто и
смиренно раскланялся с Дюпоном и с его женой, которая тотчас же исчезла из
комнаты, повинуясь знаку мужа.
Безжизненное лицо Родена, тонкие, почти незаметные губы, крошечные
глазки, полуприкрытые толстыми веками, почти нищенское платье... все это
не располагало в его пользу. Но этот человек умел, когда нужно, с таким
дьявольским искусством надеть на себя личину добродушия и прямоты, слова
его дышали такой искренностью и лаской, что неприятное впечатление,
производимое его отталкивающей внешностью, невольно исчезало, и он ловко
вводил в заблуждение доверчивых людей, опутывая их совершенно незаметно
своими вкрадчивыми, елейными, коварными речами. Уродливость и зло обладают
такой же силой обольщения, как красота и добро!
Честный Дюпон невольно с изумлением взглянул на появившегося странного
господина. Его вид вовсе не вязался со строгими приказаниями и
наставлениями о всяческом почете, предписанном управляющим княгини. Он
даже не удержался и, еле скрывая изумление, спросил:
- С вами ли, господин Роден, я имею честь говорить?
- Да, месье!.. Вот вам еще письмо от управляющего княгини Сен-Дизье.
- Не угодно ли вам, месье, погреться у камина, пока я прочитаю письмо;
сегодня ужасная погода, - хлопотал услужливый управляющий. - Не прикажете
ли чего закусить?
- Благодарю вас, месье... весьма обязан... не хлопочите. Я должен через
час уехать назад...
Пока Дюпон читал письмо, Роден с любопытством оглядывал комнату; часто
по самому незначительному признаку, по какой-нибудь мелочи в обстановке
ему удавалось составить мнение о хозяевах дома и их характере. Здесь это
было сделать невозможно.
- Отлично, милостивый государь, - сказал Дюпон, прочитав письмо, -
господин управляющий приказывает мне оказать вам все требуемые вами
услуги... Я готов. Что прикажете?
- Мне многого не потребуется... я вас недолго буду затруднять...
- Помилуйте, месье... это для меня честь, а не труд...
- Ну, что вы говорите! Я знаю, как вы заняты. Достаточно войти в замок,
чтобы по его порядку, по особенной чистоте понять вашу заботливость и
усердие.
- Вы мне льстите, месье... мне совестно, право...
- Льстить! я... помилуйте! Подобная вещь и в голову не придет такому
старому простаку, как я... Однако вернемся к делу. Имеется здесь комната
под названием "зеленая комната"?
- Да, месье. Это был прежде кабинет графа де Кардовилля.
- Вы будете добры проводить меня туда?
- К несчастью, месье, это невозможно... После смерти графа и после
снятия печатей в эту комнату сложили множество бумаг и заперли дверь на
ключ, который был увезен доверенным лицом княгини в Париж.
- Ключи у меня, - сказал Роден, показывая два ключа, большой и
маленький.
- А! тогда дело другое... Вы приехали взять бумаги?
- Да, некоторые из них... и, кроме того, небольшую шкатулку из кипариса
с серебряным замком. Вы ее видали?
- Да, месье, очень часто на письменном столе графа. Она стоит на том
бюро, ключ от которого у вас в руках...
- Значит, в соответствии с позволением княгини, вы не откажетесь
провести меня в эту комнату?
- Пожалуйте... А как здоровье княгини?
- Слава Богу... она, по обыкновению, погружена в благочестие.
- А мадемуазель Адриенна?
- Увы! - подавленно и горестно вздохнул Роден.
- Неужели с доброй мадемуазель Адриенной
|
|