бургомистр,  лошадь
была моим единственным богатством, и справедливо будет, если...
   - Так-то так, - прервал его бургомистр, - ваши  доводы  неотразимы!  Но
Предсказатель, со своей стороны, высказал много дельного и основательного.
Он человек святой и безукоризненной честности... я давно  его  знаю...  Мы
здесь все, видите ли, ревностные католики, а он чуть  не  задаром  продает
нашим женщинам назидательные книги и раздает в убыток себе четки,  образки
и тому подобное. Конечно, это дела  не  касается,  скажете  вы  совершенно
справедливо... Но знаете, когда я шел сюда, я намеревался...
   - Обвинить меня... не правда ли, господин  бургомистр?  -  сказал,  все
более и более ободряясь, Дагобер. - А это потому,  что  вы  тогда  еще  не
совсем проснулись... Ваша справедливость бодрствовала только на один глаз.
   - Быть может, господин солдат, быть может! - добродушно заметил  судья.
- Я даже не скрыл от Морока, что считаю его правым. Тогда  он  великодушно
мне заметил: "Если вы обвиняете  моего  противника  сами,  то  я  не  хочу
ухудшать его положение и не открою вам некоих вещей"...
   - По поводу меня?
   - Вероятно. Однако ваш великодушный враг ни  за  что  не  хотел  больше
сказать, когда узнал, что я решил наложить на вас большой  штраф...  Я  не
скрываю, что намеревался это сделать до разговора с вами.
   - Вот видите, как легко может обмануться самый справедливый и  умнейший
человек, - заметил Дагобер, начиная снова входить в роль  льстеца.  Затем,
пытаясь лукаво улыбнуться, он прибавил:  -  Только  такой  человек  всегда
доберется до истины, никакой Предсказатель не предскажет его решения.
   По этой жалкой игре слов, единственной за всю долгую жизнь, можно  было
судить о серьезности  ситуации  и  о  всевозможных  ухищрениях,  на  какие
несчастный пускался, чтобы  завоевать  благоволение  судьи.  А  между  тем
бургомистр не сразу даже догадался, в чем тут соль, и только довольный вид
солдата и его вопросительный взор, казалось, спрашивавший:  "А  что?  Ведь
хорошо? Я сам этого не ожидал" - только  они  пояснили  его  шутку.  Тогда
бургомистр с добродушным видом засмеялся и, покачивая  головой,  прибавил,
еще более подчеркивая смысл шутки:
   - Да... да... правда... Предсказатель на этот раз  плохо  предсказал...
Вы ему ничего не заплатите: я считаю,  что  вина  обоих  одинакова,  и  вы
квиты... Он ранен, зато ваша лошадь убита...
   - Так, по-вашему, сколько он мне должен? - спросил наивно солдат.
   - То есть как сколько?
   - Ну, да... какую сумму он мне заплатит?
   - Какую сумму?
   - Да. Впрочем, прежде чем ее  назначить,  я  должен  вас  предупредить,
господин бургомистр, что я все истрачу на покупку лошади... думаю, я  имею
на это право... Уверен, что около Лейпцига я найду у  крестьян  лошадь  по
сходной цене... да знаете, сознаюсь вам в  крайнем  случае,  я  ограничусь
покупкой хорошего ослика... Я не  тщеславен,  нисколько...  так,  пожалуй,
будет  даже  лучше...  Мне  трудно  после  Весельчака  привыкать  к  новой
лошади... Итак, я должен вам...
   - Да ну вас! - перебил его бургомистр. - О какой сумме вы  толкуете?  О
каком осле, о какой лошади болтаете? Я ведь сказал вам, что ни  вы  ничего
не должны Предсказателю, ни он вам!
   - Как, он мне не должен?
   - Экой вы тупой, непонятливый человек! Еще раз повторяю, что если  вашу
лошадь растерзали звери Предсказателя, то он сам тяжело  ранен...  Значит,
вы квиты... Иначе говоря: ни вы ему, ни он вам ничего не должны...  Поняли
вы наконец?
   Дагобер  находился  в  полном  недоумении;  он  ни  слова  не   отвечал
бургомистру, а только смотрел на него с глубокой тоской. Он видел, что все
надежды должны были разрушиться после этого приговора.
   Наконец он вымолвил изменившимся голосом:
   -  Позвольте,  однако,  мне  заметить  вам,  господин  бургомистр.   По
свойственной вам справедливости вы, верно, обратите внимание на одну вещь.
Рана укротителя не помешает ему заниматься своим ремеслом, а  смерть  моей
лошади лишает меня возможности  дальше  ехать...  Значит,  я  должен  быть
вознагражден...
   Бургомистр полагал, что  оказал  Дагоберу  громадное  снисхождение,  не
вменяя ему в вину рану Предсказателя, ведь Морок, как мы  раньше  сказали,
имел определенное влияние в местности,  особенно  на  женщин,  которым  он
поставлял разные безделушки. Кроме того, было известно, что у него имеются
сильные покровители. Поэтому настойчивость солдата показалась  судье  явно
оскорбительной, и он прежним грубым тоном строго ему заметил:
   - Вы заставляете меня раскаиваться  в  снисходительности.  Вместо  того
чтобы благодарить меня, вы еще пристаете с просьбами.
   - Но, господин бургомистр... я прошу справедливости... Право, лучше  бы
меня ранили, как Морока, лишь бы я смог продолжать путь.
   - Дело не в том, чего бы вы желали или нет. Я принял решение...  Так  и
должно быть, все кончено.
   - Но...
   - Довольно, довольно... перейдем к другому... Ваши документы?
   - Вот и о них надо поговорить... Я только об одном вас умоляю, господин
бургомистр: пожалейте моих бедных сирот... дайте нам возможность двинуться
дальше... и...
   - Я сделал все, что мог... и, пожалуй, больше, чем следует... Еще  раз:
ваши бумаги?
   - Я должен вам сперва объяснить...
   - Без объяснений!.. Ваши документы?.. Или, быть может, вы желаете, чтоб
я вас задержал как бродягу?
   - Меня?.. Арестовать?
   - Я вам говорю, что если вы сейчас не представите мне документы, я буду
действовать так, как будто их у вас не имеется... А людей, у  которых  нет
бумаг, держат под арестом, пока власти не  примут  решения...  Д