|
1. ПИР
Это было в Мегаре, предместье Карфагена, в садах Гамилькара.
Солдаты, которыми он командовал в Сицилии, устроили большое пиршество,
чтобы отпраздновать годовщину Эрикской битвы, и так как хозяин
отсутствовал, а их было много, они ели и пили без всякого стеснения.
Начальники, обутые в бронзовые котурны, поместились в среднем проходе
под пурпуровым навесом с золотой бахромой. Навес тянулся от стены конюшен
до первой террасы дворца. Простые солдаты расположились под деревьями;
оттуда видно было множество строений с плоскими крышами - давильни,
погреба, амбары, хлебопекарни, арсеналы, а также двор для слонов, рвы для
диких зверей я тюрьма для рабов.
Фиговые деревья окружали кухни; лес смоковниц тянулся до зеленых куш,
где рдели гранаты меж белых хлопчатников; отягченные гроздьями
виноградники поднимались ввысь к ветвям сосен; под платанами цвело поле
роз; на лужайках местами покачивались лилии; дорожки были посыпаны черным
песком, смешанным с коралловым порошком, а посредине тянулась аллея
кипарисов, как двойная колоннада зеленых обелисков.
Дворец Гамилькара, построенный из нумидийского мрамора в желтых пятнах,
громоздился в отдалении на широком фундаменте; четыре этажа его выступали
террасами один над другим. Его монументальная прямая лестница из черного
дерева, где в углах каждой ступеньки стояли носовые части захваченных
вражеских галер, красные двери, помеченные черным крестом, с медными
решетками - защитой снизу от скорпионов; легкие золотые переплеты,
замыкавшие верхние оконца, - все это придавало дворцу суровую пышность, и
он казался солдатам столь же торжественным и непроницаемым, как лицо
Гамилькара.
Совет предоставил им его дом для пира. Выздоравливавшие солдаты,
которые ночевали в храме Эшмуна, отправились сюда на заре, плетясь на
костылях. Толпа возрастала с каждой минутой. Люди беспрерывно стекались ко
дворцу по всем дорожкам, точно потоки, устремляющиеся в озеро. Между
деревьями сновали кухонные рабы, испуганные, полунагие; газели на лугах
убегали с громким блеянием. Солнце близилось к закату, и от запаха
лимонных деревьев испарения потной толпы казались еще более тягостными.
Тут были люди разных наций - лигуры, лузитанцы, балеары, негры и
беглецы из Рима. Наряду с тяжелым дорийским говором раздавались кельтские
голоса, грохотавшие, как боевые колесницы, ионийские окончания
сталкивались с согласными пустыни, резкими, точно крики шакала. Грека
можно было отличить по тонкому стану, египтянина - по высоким сутулым
плечам, кантабра - по толстым икрам. На шлемах у карийцев горделиво
покачивались перья; каппадокийские стрелки расписали свое тело большими
цветами; несколько лидийцев с серьгами в ушах садились за трапезу в
женских одеждах и туфлях. Иные, намазавшись для праздника киноварью,
похожи были на коралловые статуи.
Они разлеглись на подушках, ели, сидя на корточках вокруг больших блюд,
или же, лежа на животе, хватали куски мяса и насыщались, упершись локтями,
в мирной позе львов, разрывающих добычу. Прибывшие позже других стояли,
прислонившись к деревьям, смотрели на низкие столы, наполовину скрытые
пунцовыми скатертями, и ждали своей очереди.
Кухонь Гамилькара не хватало; Совет послал рабов, посуду, ложа для
пирующих; среди сада, как на поле битвы, когда сжигают мертвецов, горели
яркие костры, и на них жарили быков. Хлебы, посыпанные анисом,
чередовались с огромными сырами, более тяжелыми, чем диски. Около золотых
плетеных корзин с цветами стояли чаши с вином и сосуды с водой. Все широко
раскрывали глаза от радости, что, наконец, можно наесться досыта. Кое-где
затягивали песни.
Прежде всего им подали на красных глиняных тарелках с черными узорами
дичь под зеленым соусом, потом - всякие ракушки, какие только собирают на
карфагенских берегах, похлебки из пшена, ячменя, бобов и улитки с тмином
на желтых янтарных блюдах.
Вслед за тем столы уставили мясными блюдами. Подали антилоп с рогами,
павлинов с перьями, целых баранов, сваренных в сладком вине, верблюжьи и
буйволовы окорока, ежей с приправой из рыбьих внутренностей, жареную
саранчу и белок в маринаде. В деревянных чашках из Тамрапании плавали в
шафране большие куски жира. Все было залито рассолом, приправлено
трюфелями и асафетидой. Пирамиды плодов валились на медовые пироги. Было,
конечно, и жаркое из маленьких собачек с толстыми животами и розовой
шерстью, которых откармливали выжимками из маслин, - карфагенское блюдо,
вызывавшее отвращение у других народов. Неожиданность новых яств
возбуждала жадность пирующих. Галлы с длинными волосами, собранными на
макушке кверху, вырывали друг у друга из рук арбузы и лимоны и съедали их
с коркой. Негры, никогда не видавшие лангуст, раздирали себе лица об их
красные колючки. Бритые греки, у которых лица были белее мрамора, бросали
за спину остатки со своих тарелок, а пастухи из Бруттиума, одетые в волчьи
шкуры, ели молча, уткнувшись в тарелки.
Наступила ночь. Сняли велариум, протянутый над аллеей из кипарисов, и
принесли факелы.
Дрожащее пламя нефти, горевшей в порфировых вазах, испугало на вершинах
кипарисов обезьян, посвященных луне. Их резкие крики очень смешили солдат.
Продолговатые отсветы пламени дрожали на медных панцирях. Блюда с
инкрустацией из драгоценных камней искрились разноцветными огнями. Чаши с
края
|
|