ро
пересек проход и высадился, вблизи арсенала. Вход в порт был свободен.
   Но вскоре варвары построили  напротив  огромный  плот,  чтобы  помешать
карфагенянам выходить из порта. Они воздвигали деревянные башни и в то  же
время продолжали строить насыпь.
   Все сообщения с внешним миром  были  прерваны,  и  начался  невыносимый
голод.
   Убили всех собак, всех мулов, ослов, потом пятнадцать  слонов,  которых
привел суффет. Львы храма Молоха  взбесились,  и  рабы,  служители  храма,
боялись к ним подходить. Им сначала бросали в  пищу  раненых  варваров,  а
потом еще не остывшие трупы; они не стали их есть  и  околели.  В  сумерки
жители бродили вдоль старых укреплений и собирали между  камнями  травы  и
цветы, которые потом кипятили в вине; вино  стоило  дешевле  воды.  Другие
пробирались к аванпостам врага и крали  пищу  прямо  из  палаток;  варвары
бывали так этим поражены, что часто  отпускали  их,  не  тронув.  Наступил
день, когда старейшины решили зарезать  тайком  лошадей  Эшмуна.  То  были
священные лошади, которым жрецы переплетали  гриву  золотыми  лентами;  их
мясо, разрезанное на равные куски,  спрятали  за  жертвенником.  Потом  по
вечерам, под предлогом молитв, старейшины поднимались в  храм,  втихомолку
поедали мясо и уносили под одеждой по куску для своих детей. В  отдаленных
кварталах, вдали от стен, менее нуждающиеся жители из страха перед другими
запирались наглухо у себя в домах.
   Камни катапульт и обломки зданий, снесенных в целях защиты,  образовали
груды развалин среди улиц. В самые спокойные часы  толпа  народа  вдруг  с
криками пускалась бежать,  а  с  высоты  Акрополя  огни  пожаров  казались
разбросанными по террасам пурпуровыми лохмотьями, которые кружил ветер.
   Три  большие  катапульты  действовали   непрерывно.   Причиняемые   ими
опустошения были ужасны; голова одного человека отскочила на фронтон  дома
Сисситов;  на  улице  Кинидзо  рожавшая  женщина  была  раздавлена  глыбой
мрамора, а ее ребенка вместе с ложем отнесло до перекрестка Цинасина,  где
оказалось и одеяло.
   Больше всего раздражали снаряды пращников. Они падали на крыши, в сады,
во дворы, в то время как люди сидели, тяжело вздыхая, за жалкой  трапезой.
Страшные снаряды снабжены  были  вырезанными  на  них  надписями,  которые
отпечатывались  на  теле  раненых.  И  на  трупах  можно   было   прочесть
ругательства вроде: _свинья, шакал, гад_, а иногда насмешки: "_Вот тебе_!"
или же "_Поделом мне_!"
   Часть вала, которая тянулась от угла порта до цистерн, была пробита.
   Жители Малки оказались запертыми, таким образом, между  старой  оградой
Бирсы и варварами. Но все были - заняты укреплением  стены  и  тем,  чтобы
сделать ее как можно более толстой и высокой; им  некогда  было  думать  о
жителях Малки; их оставили без защиты, и они все погибли. Несмотря на  то,
что их ненавидели, гибель их вызвала возмущение против Гамилькара.
   На следующий день он открыл ямы, где хранился хлеб,  и  его  управители
роздали этот хлеб народу. В течение трех дней все ели до отвала.
   Но жажда от этого сделалась еще более  невыносимой,  и  все  время  они
видели перед собой нескончаемую струю чистой воды, падавшей из акведука.
   Гамилькар не падал  духом.  Он  надеялся  на  какой-нибудь  случай,  на
что-нибудь решающее, необычайное.
   Его собственные рабы сорвали серебряные листы  с  храма  Мелькарта;  из
порта при помощи воротов извлекли четыре длинных судна и  доставили  их  к
подножью Маппал, проделав отверстие  в  стене,  которая  обращена  была  к
берегу. На этих судах рабы Гамилькара отправились в Галлию, чтобы  достать
там за какую угодно цену наемников. Гамилькар был в отчаянии, что  не  мог
снестись с царем нумидийцев, так как знал, что он-стоит  позади  варваров,
готовый на них броситься. Но Нар Гавас  не  был  достаточно  силен,  чтобы
отважиться на это одному. Суффет велел поднять вал  на  двенадцать  пядей,
собрать в Акрополе весь строительный  материал  из  арсеналов  и  еще  раз
исправить машины.
   Для закручивания катапульт обычно употребляли длинные  сухожилия  быков
или поджилки  оленей.  Но  в  Карфагене  не  было  ни  оленей,  ни  быков.
Гамилькар" попросил у старейшин, чтобы их жены пожертвовали  свои  волосы.
Все жены согласились на жертву, но волос оказалось недостаточно.  В  домах
Сисситов содержались тысяча  двести  взрослых  рабынь,  предназначенных  в
наложницы для Греции и Италии; их волосы,  упругие  благодаря  постоянному
умащиванию, вполне годились для военных машин. Но  убытки  были  бы  потом
слишком  велики.  Поэтому  решили  взять  лучше  волосы  у  жен   плебеев.
Совершенно равнодушные к благу отечества, женщины из народа при  появлении
слуг старейшин с ножницами в руках поднимали отчаянный вопль.
   Новый взрыв бешенства поднял дух варваров. Видно было издали,  как  они
смазывали свои машины жиром мертвецов; другие вырывали у мертвецов ногти и
сшивали их, сооружая таким образом панцири.  Они  придумали  еще  заряжать
катапульты сосудами, полными змей, привезенных  неграми.  Глиняные  сосуды
разбивались  о  каменные  плиты,  змеи  расползались  и  кишели  в   таком
количестве, точно выходили  из  самых  стен.  Варвары,  недовольные  своим
изобретением, стали его совершенствовать;  их  машины  начали  выбрасывать
всевозможные нечистоты, человеческие  испражнения,  куски  падали,  трупы.
Появилась чума. У карфагенян выпадали зубы, и десны  их  побелели,  как  у
верблюдов после долгого пути.
   Ма