затем она стала стихать и прекратилась.
   Карфагеняне выставили войска на акведуке. Солдаты стали бросать  камни,
ядра, балки. Спендий убедил варваров не упорствовать. Они расположились на
некотором отдалении с твердым решением начать осаду Карфагена.
   Между тем весть о войне разнеслась за пределы пунических  владений;  от
Геркулесовых столпов и далеко за пределы Кирены мечтали о  войне  пастухи,
сторожившие свои стада, и в караванах  говорили  о  ней  ночью  при  свете
звезд. Нашлись люди,  которые  осмелились  напасть  на  великий  Карфаген,
властвующий над морями, блистательный, как солнце, и  страшный,  как  бог!
Несколько раз утверждали, что Карфаген пал, и все этому верили, потому что
все  этого  желали:  покоренные   племена,   обложенные   данью   деревни,
присоединившиеся провинции и независимые орды - те, кто ненавидел Карфаген
за его тиранию, или завидовал его власти, или же зарился на его богатства.
Самые храбрые спешили присоединиться к  наемникам.  Поражение  при  Макаре
остановило остальных. Но они снова воспрянули духом, приблизились:  жители
из восточных областей скрывались в клипейских дюнах, по ту сторону залива,
и, как только показались варвары, они выступили вперед.
   То не были ливийцы из окрестностей Карфагена, - те уже давно составляли
третье войско, - а кочевники с плоскогорья Барки, разбойники с мыса  Фиска
и мыса Дернэ, из Фаццаны и Мармарики. Они  прошли  через  пустыню,  утоляя
жажду из солоноватых колодцев,  выложенных  верблюжьими  костями;  зуаэки,
украшающие себя страусовыми  перьями,  явились  на  квадригах;  гараманты,
закрывающие лицо черным покрывалом, ехали, сидя,  на  крупах  раскрашенных
кобыл; другие - на ослах, на онаграх, зебрах и буйволах; некоторые  тащили
за собой вместе с семьями и  идолами  крыши  своих  хижин,  имевшие  форму
лодок. Пришли также амонийцы, у которых кожа сморщилась  от  горячей  воды
источников; атаранты, проклинающие солнце; троглодиты, которые  со  смехом
хоронят  своих  мертвых  под  ветвями  деревьев;  отвратительные  авзейцы,
поедающие саранчу; адирмахиды, которые едят вшей,  и  гизанты,  вымазанные
киноварью, которые едят обезьян.
   Все они выстроились длинной прямой линией на берегу  моря  и  двинулись
вперед, точно вихри песка, поднимаемые ветром. На середине перешейка толпа
остановилась, так как наемники, расположившиеся  перед  ними  у  стен,  не
хотели двинуться с места.
   Потом со стороны Арианы показались обитатели запада  -  нумидийцы.  Нар
Гавас правил только массилийцами; к тому же обычай  позволял  им  покинуть
царя  после  поражения,  и  поэтому  они  собрались  на  берегах  Заина  и
переправились через реку при  первом  движении  Гамилькара.  Прежде  всего
примчались все охотники из Малетут-Ваала и из Гарафоса, одетые  в  львиные
шкуры; они погоняли  древками  копий  тощих  маленьких  коней  с  длинными
гривами; за ними шли гетулы в панцирях из змеиной кожи; затем фарусийцы  в
высоких венцах из воска и древесной смолы; за ними следовали коны, макары,
тиллабары; у каждого были в руках по два метательных копья и  круглый  щит
из гиппопотамовой кожи. Они остановились близ катакомб, у начала лагуны.
   Но, когда  передвинулись  ливийцы,  на  месте,  которое  они  занимали,
показались, наподобие облака, стелющегося по земле,  полчища  негров.  Они
пришли из Гаруша-белого и Гаруша-черного, из пустыни  авгилов  и  даже  из
большой страны Агазимбы, расположенной в четырех месяцах  пути  на  юг  от
гарамантов, и из еще более отдаленных мест. Несмотря на  то,  что  на  них
были украшения из красного  дерева,  их  грязная  черная  кожа  делала  их
похожими на вываленные в пыли  тутовые  ягоды.  Они  носили  панталоны  из
волокон коры, туники из высушенных трав, а на голову надевали морды  диких
зверей. Завывая, как волки, они  трясли  железными  прутьями,  снабженными
кольцами,  и  размахивали  коровьими  хвостами,  привязанными   к   палкам
наподобие знамен.
   За нумидийцами, маврузийцами и гетулами  теснились  желтые  люди  из-за
Тагира, где они жили в кедровых лесах. Колчаны из кошачьих шкур качались у
них за плечами, и они вели на привязи огромных, как ослы,  собак,  которые
не умели лаять.
   Наконец, как будто Африка  была  еще  недостаточно  опустошена,  и  для
накопления диких страстей нужно  было  присутствие  самых  низких  племен,
вслед за всеми другими появились  люди  с  звериным  профилем,  смеявшиеся
бессмысленным смехом, - несчастные  существа,  изъеденные  отвратительными
болезнями, уродливые пигмеи, мулаты смешанного пола,  альбиносы,  мигавшие
на солнце красными глазами; они произносили невнятные звуки и клали в  рот
пальцы, чтобы показать, что хотят есть.
   Смесь оружия была не меньшей, чем разнообразие племен  и  одежд.  Здесь
имелось все, что только было придумано, чтобы наносить смерть,  начиная  с
деревянных кинжалов, каменных топоров и трезубцев  из  слоновой  кости  до
длинных  сабель,  зазубренных,  как  пилы,  очень  тонких,  сделанных   из
гнувшегося медного клинка. У многих были ножи,  разделенные  на  несколько
ответвлений наподобие  рогов  антилопы,  а  также  резаки,  привязанные  к
веревке, железные треугольники, дубины, шила. Эфиопы из Бамбота  носили  в
волосах маленькие отравленные стрелы. Некоторые принесли мешки с  камнями.
Другие, явившись с пустыми руками, щелкали зубами.
   Вся эта  толпа  была  в  непрерывном  движении.  Дромадеры,  вымазанные
дегтем, как корабл