дом в тихие покои. Наконец он в отчаянии остановился.
   - Послушай! - сказал ему раб. - Не презирай меня за мою слабость! Я жил
во дворце. Я могу, как змея, проползти между стен. Идем! В комнате предков
под каждой плитой лежит слиток золота, подземный ход ведет к их могилам.
   - Зачем мне они! - сказал Мато.
   Спендий умолк.
   Они  стояли  на  террасе.  Перед  ними  расстилался  мрак,  в  котором,
казалось, скрывались какие-то громады, подобные волнам окаменелого черного
океана.
   Но с восточной стороны поднялась полоса  света.  Слева,  совсем  внизу,
каналы Мегары начали чертить  белыми  извилинами  зелень  садов.  В  свете
бледной  зари  постепенно  вырисовывались  конические  крыши  семиугольных
храмов, лестницы, террасы, укрепления;  вокруг  карфагенского  полуострова
дрожал пояс белой пены, а море изумрудного цвета точно застыло в  утренней
прохладе. По мере  того  как  ширилось  розовое  небо,  стали  выдвигаться
высокие дома, теснившиеся на склонах, точно стадо черных коз, спускающихся
с гор. Пустынные улицы уходили вдаль; пальмы, выступая местами из-за стен,
стояли недвижно.  Полные  доверху  водоемы  казались  серебряными  щитами,
брошенными во дворах. Маяк Гермейского мыса стал бледнеть. На самом  верху
Акрополя,  в  кипарисовой  роще,  кони  Эшмуна,  чувствуя  близость  утра,
заносили копыта на мраморные перила и ржали в сторону солнца.
   Оно взошло; Спендий, воздев руки, испустил крик.
   Все зашевелилось в разлившемся багрянце, ибо бог, точно раздирая  себя,
в потоке лучей проливал на Карфаген золотой дождь  своей  крови.  Сверкали
тараны галер, крыша Камона казалась охваченной пламенем, засветились  огни
в открывшихся храмах. Колеса возов, прибывших из окрестностей, катились по
каменным плитам улиц. Навьюченные поклажей верблюды спускались по  тропам.
Менялы открывали на перекрестках  ставни  своих  лавок.  Улетали  журавли,
дрожали белые паруса. В роще Танит ударяли в тамбурины священные блудницы,
и у околицы Маппал задымились печи для обжигания глиняных гробов.
   Спендий наклонился над перилами террасы; у  него  стучали  зубы,  и  он
повторял:
   - Да... да... повелитель! Я понимаю, отчего ты отказался грабить дом.
   Мато, точно пробужденный его свистящим голосом, казалось,  не  понимал,
что он говорит. Спендий продолжал:
   - Какие богатства! А у тех, кто владеет ими,  нет  даже  оружия,  чтобы
защитить их!
   Он указал ему, протянув правую руку,  на  несколько  бедняков,  которые
ползли по песку; за молом в поисках золотых песчинок.
   - Посмотри, - сказал  он.  -  Республика  подобна  этим  жалким  людям:
склонившись над океаном, она простирает свои жадные руки ко всем  берегам,
и  шум  волн  так  заполняет  ее  слух,  что  она  не  услышала  бы  шагов
подступающего к ней сзади властителя!
   Он увлек Мато на другой конец террасы и показал ему сад,  где  сверкали
на солнце мечи солдат, висевшие на деревьях.
   -  Но  здесь  собрались  теперь  сильные  люди,   исполненные   великой
ненависти! Ничто не связывает их с Карфагеном - ни  семья,  ни  клятвенные
обеты, ни общие боги!
   Мато стоял как прежде, прислонившись к стене.  Спендий,  приблизившись,
продолжал, понизив голос:
   - Понимаешь ли ты меня, солдат? Мы будем ходить в пурпуре, как сатрапы.
Нас будут умащать благовониями. У меня самого будут рабы.  Разве  тебе  не
надоело спать на твердой земле, пить кислое вино  в  лагерях  и  постоянно
слышать звуки трубы? Или ты надеешься отдохнуть потом, когда с тебя сорвут
латы и бросят твой труп коршунам? Или тогда, быть может,  когда,  опираясь
на посох, слепой, хромой и расслабленный, ты  будешь  ходить  от  двери  к
двери и рассказывать про свою молодость малым детям и  продавцам  рассола?
Вспомни о несправедливости вождей, о стоянках в  снегу,  о  переходах  под
палящими лучами солнца; о суровой дисциплине  и  вечной  угрозе  казни  на
кресте! После стольких мытарств тебе дали почетное ожерелье, - так на осла
надевают нагрудный пояс с погремушками, чтобы оглушить его в пути и  чтобы
он не чувствовал усталости. Такой человек, как ты, более  доблестный,  чем
Пирр! Если бы ты только захотел! Как будет  хорошо  в  больших  прохладных
покоях, когда под звуки лир  ты  будешь  возлежать,  окруженный  шутами  и
женщинами! Не говори, что предприятие это неосуществимо! Разве наемники не
владели уже Регием и другими крепостями в Италии? Кто воспротивится  тебе?
Гамилькар отсутствует, народ ненавидит  богатых,  Гискон  бессилен  против
окружающих его трусов. А ты отважен, тебе  будут  повиноваться.  Прими  на
себя начальство над ними. Карфаген наш - завладеем им!
   - Нет, - сказал Мато,  -  на  мне  тяготеет  проклятие  Молоха.  Я  это
почувствовал по ее глазам,  а  вот  только  что  я  видел  в  одном  храме
пятящегося назад черного барана.
   Он прибавил, оглядываясь вокруг себя:
   - Где же она?
   Спендий  понял,  что  Мато  охвачен  страшным   волнением,   и   боялся
продолжать.
   Деревья за ними еще дымились; с почерневших  ветвей  время  от  времени
падали на блюда наполовину  обгоревшие  скелеты  обезьян.  Пьяные  солдаты
храпели, раскрыв рты, лежа рядом с трупами; а те, что не  спали,  опускали
головы, ослепленные дневным светом. Истоптанная земля была  залита  лужами
крови. Слоны раскачивали между кольями загонов свои окровавленные  хоботы.