овернет на Карфаген. Уже один
значительный отряд отрезал Карфаген от материка, заняв перешеек, и  вскоре
город должен был погибнуть от голода. Карфаген не мог обойтись без  помощи
провинций, ибо жители его  не  платили  налогов,  как  в  Риме.  Карфагену
недоставало политического  гения.  Вечная  жажда  наживы  лишала  его  той
осторожности,  которую  порождали  более  возвышенные  стремления.   Точно
огромная галера, бросившая якорь в  ливийских  песках,  Карфаген  держался
благодаря труду. Народы, как волны, бушевали вокруг него, и малейшая  буря
потрясала этот грозный организм.
   Государственная касса была истощена римской войной  и  всем,  что  было
растрачено и потеряно, пока торговались с варварами. Между тем нужны  были
солдаты, а ни одно  правительство  не  доверяло  Карфагенской  республике!
Птоломей недавно отказал ей в двух тысячах талантов. К тому  же  похищение
покрывала очень угнетало карфагенян. Спендий верно это предвидел.
   Но, чувствуя общую ненависть к себе, Карфаген уповал на свои  деньги  и
своих богов; любовь народа к родине поддерживалась  самим  государственным
строем.
   Прежде всего власть зависела от всех, и  никто  в  отдельности  не  был
достаточно силен, чтобы завладеть ею. Частные  долги  рассматривались  как
долги  общественные,  монопольное  право   торговли   принадлежало   людям
ханаанского племени.  Умножая  ростовщичеством  доходы,  получаемые  путем
пиратства, истощая землю, эксплуатируя рабов и бедняков, иногда добивались
богатства, и только оно одно открывало путь ко всем  должностям.  И,  хотя
власть и деньги оставались постоянным достоянием одних и тех же семей, эту
олигархию терпели, потому что всякий мог надеяться вступить в нее.
   Торговые  общества,  где  вырабатывались  законы,  избирали  финансовых
инспекторов, которые, заканчивая свою службу, назначали сто членов  Совета
старейшин, зависевших, в свою очередь, от Великого  собрания,  объединения
всех богатых. Что же касается двух  суффетов  -  этого  пережитка  царской
власти, - занимавших положение ниже консульского, то их назначали в один и
тот же день; избирая  их  из  двух  разных  родов,  их  старались  сделать
врагами, чтобы они ослабляли друг друга. Они не имели права  высказываться
по вопросу о войне, а когда терпели поражения, Великий совет  распинал  их
на кресте.
   Сила Карфагена  исходила,  таким  образом,  от  Сисситов,  то  есть  из
большого двора в центре Малки, того места,  куда  по  преданию,  причалила
первая лодка финикийских матросов - море с тех пор сильно отступило.  Двор
состоял из целого  ряда  маленьких  комнат,  построенных  по  архаическому
способу из пальмовых стволов и обособленных одна от другой,  чтобы  в  них
могли собираться отдельно различные общества. Богатые толпились там  целый
день, обсуждая свои, а равно и государственные дела, начиная  с  добывания
перца и кончая уничтожением Рима.  Три  раза  в  течение  каждого  лунного
месяца их ложа выносились на верхнюю террасу, окружавшую  стену  двора;  и
снизу видно было, как они сидели на воздухе  за  столом,  без  котурнов  и
плащей, как их пальцы, унизанные  драгоценными  перстнями,  брали  еду,  и
большие серьги  качались,  когда  они  наклонялись  к  кувшинам.  Сильные,
тучные, полураздетые, они весело смеялись и ели под голубым  небом,  точно
большие акулы, играющие в море.
   Но теперь они не могли скрыть своей тревоги:  ее  выдавала  необычайная
бледность их лиц. Толпа, которая  поджидала  у  дверей,  провожала  их  до
дворцов, стараясь что-нибудь выведать. Все дома были заперты, как во время
чумы; улицы быстро  наполнялись  людьми,  потом  вдруг  пустели;  горожане
поднимались на  Акрополь,  бегали  к  порту;  каждую  ночь  Великий  совет
собирался для совещания. Наконец народ был созван  на  площадь  Камона,  и
решено было обратиться к Ганнону, победителю при Гекатомпиле.
   Он был человек  хитрый,  ханжа,  беспощадный  к  африканцам,  настоящий
карфагенянин. Его богатство равнялось богатствам рода Барки.  Он  считался
опытным администратором, не имевшим равных себе в вопросах управления.
   Ганнон постановил призвать к оружию  всех  здоровых  граждан,  поставил
катапульты на всех башнях, потребовал непомерного количества оружия,  даже
приказал выстроить четырнадцать галер, в сущности совершенно не нужных,  и
велел, чтобы все было  подсчитано  и  тщательно  записано.  Его  носили  в
арсенал, на маяк, в сокровищницы храмов; все время  мелькали  его  большие
носилки: покачиваясь со ступени на ступень, они  поднимались  по  лестнице
Акрополя. У себя во дворце, ночью, страдая от бессонницы, он  готовился  к
битве, выкрикивая страшным голосом военные приказы.
   Все под влиянием страха становились  храбрыми.  Богатые  с  самой  зари
выстраивались вдоль Маппал; подбирая одежду, они упражнялись в обращении с
пиками. Не имея учителей, они вступали в споры друг с другом; задыхаясь от
усталости, они садились отдыхать на могилы, а потом снова  принимались  за
дело. Некоторые даже соблюдали диету. Одни воображали, что, для того чтобы
прибавилось сил, нужно много есть, и потому объедались; другие, страдая от
тучности, морили себя постом, чтобы похудеть.
   Утика уже несколько раз обращалась к Карфагену за помощью, но Ганнон не
хотел выступать, пока  в  военных  орудиях  не  будет  прилажено  все,  до
последней гайки. Он потерял еще три месяца на  снаряжение  ста  двенадцати
слонов, которые помещались в городских стенах. Слоны эти победили  Регула;
народ их любил, и нужно было выказать как можно  больше  внимания  к  этим
старым  друзьям.  Ганнон  велел  переплавить  бронзовые  дощечки,  которые
украшали их грудь, позолотить им клыки,  расширить  башни  и  выкроить  из
лучшей багряницы попоны, обшитые тяжелой